Рейтинг PG-13. После обморока в лавке колбасника Анжелика приходит к догорающему костру на Гревской площади и отец Антуан открывает ей страшную тайну — граф де Пейрак жив! Авторы: Violetta и Жаклин де ла Круа
========== Часть 5 ==========
Отец Антуан протянул Жоффрею костыль:
— Вот, мессир де Пейрак, попробуйте воспользоваться им. А другой рукой вы сможете опереться на меня.
— Спасибо, отец мой! То, что вы сейчас делаете для меня и моей семьи — воистину неоценимо! Не знаю, как и благодарить вас…
Аббат слегка кивнул головой и посмотрел за спину графа:
— А что со стражником?
— Он спит.
— Да? — с сомнением протянул отец Антуан.
— Поверьте мне, отец, — усмехнулся граф. — Я сейчас не в том состоянии чтобы дать достойный отпор мушкетеру его Величества. Он действительно спит.
— Ладно, — покладисто согласился аббат. — У нас совсем мало времени — скоро из таверны вернется Жан и обнаружит ваше отсутствие. К этому времени вы должны быть уже за пределами города.
Все молча кивнули, соглашаясь.
Анжелика вела за руки детей, за ними шел отец Антуан, поддерживающий Жоффрея. С костылем граф передвигался довольно быстро, и вскоре они достигли выхода из подземного хода. Осторожно выглянув на улицу, Анжелика облегченно вздохнула — повозка стояла на положенном ей месте. Она с улыбкой обернулась к мужу:
— Ну вот и все, дорогой! Нам осталось только выбраться из города, и мы будем свободны.
Жоффрей неопределенно кивнул. Он знал, что за ними организуют погоню, что выбраться из города ночью им будет невероятно сложно, что впереди их ждет полная опасностей дорога… Но вслух он произнес:
— Да, любовь моя, совсем скоро все закончится!
Отец Антуан одобрительно сжал его плечо, они понимающе переглянулись и направились к ожидающей их телеге. Удобно устроив всех, Анжелика обернулась к святому отцу и горячо сжала его руки в своих.
— Спасибо вам, тысячу раз спасибо! Я знаю, как много неприятностей ждет вас, когда побег обнаружится…
Он ласково коснулся рукой ее щеки.
— Все в руках Божьих, мадам. Доброй дороги.
Анжелика взобралась на облучок рядом с возницей и повозка тронулась. Она обернулась к отцу Антуану и в последний раз махнула ему рукой.
— Прощайте, — еле слышно прошептала она.
***
Отец Антуан задумчиво смотрел вслед удаляющейся в неизвестность телеге. Несмотря на молодой возраст, священник всякое успел повидать на своем жизненном пути, но пару, подобную этой, встречал впервые. Что же могло связывать таких двух совершенно непохожих друг на друга людей? Он мог бы подумать, что красавицу с золотистыми волосами привлекло богатство хозяина Тулузы, но в нынешнем его положении — колдуна, лишенного титулов и владений, чудом избежавшего костра — это предположение показалось аббату смешным и нелепым, потому что искренняя преданность и беззаветная любовь молодой женщины к своему супругу были видны невооруженным взглядом. И что могло привлечь внимание незаурядного ученого и независимого господина к девушке, пусть красивой и милой, но выросшей в деревне в семье обедневших малобразованных дворян, все состояние которых составляли полуразрушенный замок и долги? Кто знает, чем еще можно было удивить его, повидавшего изнанку и лицо мира? Наверное, это и была любовь — завет Господа — и творилась она на его глазах.
Отец Антуан почувствовал, как кто-то хлопает его по плечу. Ох, Господи, спаси и сохрани, он ожидал этого разговора, но грешить в монастыре всегда было сродни изгнанию из Рая.
— Да, сын мой?
— Где девка-то? — раскачиваясь с пятки на носок, начал стражник.
— Ее повезли к отцу Габриэлю в монастырь августинцев, была необходима срочная помощь, — спокойно отвечал отец Антуан, на ходу выдумывая очередную правдоподобную байку.
— Зачем?
— Для проведения обряда экзорцизма. Наш приговоренный, прости его Дева Мария, оказался в сговоре с темными силами и наслал на нее проклятье.
— Это как? — стражник совсем ничего не понимал, но от слов священника ему становилось страшно.
— Сегодня ночью она принесла больному отвар, но не найдя его на месте, вдруг затряслась в припадке. Изо рта у нее пошла пена, глаза налились кровью, она начала кричать какие-то слова на неизвестном языке, по бокам от нее вдруг сами собой погасли свечи, и вода в чаше, которую она держала в руках, вскипела. Мы пытались сделать все, что было в наших силах, но усердия наших молитв здесь не хватило, потому было решено связать несчастную, напоить святой водой и отправить в монастырь братьев августинцев. Возможно, их вера окажется сильнее нашей, и бедняжке удастся помочь…
Стражник дрожащей рукой перекрестился.
— Страсти-то какие! Они точно ее спасут? — проговорил он.
— На все воля Божия, сын мой. Отец Габриэль, говорят, большой специалист в этом деле. Ведь именно он изгонял бесов из несчастной Карменситы де Мерекур, околдованной этим демоном в человеческом обличии.
Стражник закивал.
— Да, да, отец мой, именно демоном! Он, этот богомерзкий колдун, наслал на меня заклятие сна, а потом обернулся черным котом и улизнул! Клянусь вам, все так и было!
Отец Антуан скорбно покачал головой.
— Нелегкие испытания послал тебе Господь, сын мой! Молись, молись за спасение своей души и души несчастной Мариэтты. Я помолюсь вместе с тобой.
И он увлек одураченного мушкетера за собой в часовню, давая беглецам время выбраться из Парижа. Закрыв глаза, он тихо повторял себе: “Господь простит мне эту ложь, ибо это ложь во спасение невинных”.
***
Отъехав на достаточное от монастыря расстояние, кучер проговорил:
— Из города мы сможем выбраться только по дороге, которая проходит недалеко от Ньельской башни. Там сейчас нет поста со стражей, поскольку она почти разрушена строителями коллежа Мазарини, и это плюс. Но говорят, что развалины захватила банда разбойников, и это минус.
Анжелика с тревогой посмотрела на него.
— Это единственная дорога?
— Да, мадам.
— Тогда у нас нет другого выхода. Мы должны покинуть город до рассвета.
Возница молча стегнул лошадь.
Мимо башни они проехали без приключений, хотя Анжелика то и дело озиралась по сторонам, боясь, что сейчас на них кто-нибудь нападет. И когда они достигли окраины Парижа, возница проговорил, протягивая ей ладонь:
— Ну вот и все, дальше выбирайтесь сами. Вы сможете править лошадью?
— Да, конечно, — отозвалась Анжелика, нащупывая в кармане фартука монеты, которые обещала отдать кучеру за проезд.
Но тут черная тень мелькнула за спиной их провожатого, раздался удар, жуткий хрип и он с глухим стуком упал на землю. На его место тотчас уселся разбойник, и не поворачивая головы, приказал:
— Проваливай, девка. Эта телега теперь моя.
Анжелика, парализованная ужасом, услышав знакомый голос, вскрикнула:
— Николя!
Тот медленно повернул голову и осклабился:
— Вот так встреча! Маркиза ангелов! Опять кого-то ограбила?
— Нет, это моя телега, а в ней — мои дети. Я еду к отцу.
Николя иронично приподнял бровь.
— Ночью? По заброшенной дороге? Мимо бандитского притона?
Он наклонился и резко откинул одеяло, накрывающее повозку. С минуту он смотрел на двух мальчиков, в ужасе прижимающихся к графу, потом перевел взгляд на Анжелику и проговорил:
— Черт возьми! Твой хромой дьявол вернулся из Преисподней?
Анжелика быстро проговорила:
— Король помиловал его.
— Да, и именно поэтому вы бежите ночью из Парижа!
Анжелика в отчаянии протянула к нему руки.
— Помоги нам, Николя. Нам нужно попасть к отцу. Я… Я заплачу тебе!
Он сплюнул и ничего не ответил.
Тишину прорезал пронзительный вопль:
— Ах ты, подонок! Решил бросить меня и свалить? Не выйдет!
И на телегу проворно забралась всколоченная бабенка в разорванном платье, размахивающая длинным ножом. Анжелика в изумлении уставилась на нее. Каламбреден проворчал:
— Заткнись, Полька. И спрячь нож — ты пугаешь детей.
Та расхохоталась.
— Детей! Смотри-ка! Благородный сеньор Каламбреден! И что это за девка с тобой?
Разбойник закатил глаза.
— Просто девка со своим мужем и детьми, крестьянка.
— Ну так пусть валит на все четыре стороны!
— Да брюхатая она, — рявкнул Николя, приподнимаясь. — Имей совесть. Пусть едет с нами. Да и она с ее щенками будет нам хорошим прикрытием. Никто не подумает, что в ее телеге прячутся беглые бандиты.
Баба немного подумала, спрятала нож и присела около Жоффрея.
— Черт с ней, — кивнула она, устраиваясь поудобнее. — Гони!
И Николя хлестнул лошадь.
Всю дорогу Полька не затыкалась.
— Этот чертов Рогодон! Как ловко он обстряпал вся дельце! В Париж нам теперь хода нет, это и к гадалке не ходи! Только сунемся — сразу прикончат! А все ты, Каламбреден! Кой дьявол тебя понес грабить тот дом, да еще и всю банду с собой сманить? Вот этому проклятому цыгану подфартило — в Ньельской башне одни бабы да калеки остались, бери тепленькими! Хорошо еще, что удалось уйти!
У Анжелики уже голова разболелась от ее пронзительного визгливого голоса, она с сочувствием думала о Жоффрее и детях, которые были ближе к ней, но тут Николя резко оборвал болтунью:
— Да что за язык у тебя, как помело! Дай детям поспать, паршивая баба, а иначе я заткну тебе пасть кулаком!
Та от возмущения запыхтела, но примолкла. Николя тихо обратился к Анжелике:
— Тебе скоро рожать?
— Со дня на день.
— Я знаю монастырь недалеко отсюда, там у нас своего рода больница для отверженных, — он невесело усмехнулся. — Там ты сможешь родить без помех, а потом мы продолжим путь.
Анжелика благодарно улыбнулась ему.
— Спасибо, Николя. Ты действительно мой самый лучший друг.
— Не благодари, Маркиза! Ты еще не знаешь, что я потребую взамен.
— Я дам все, что ты попросишь!
— Ловлю тебя на слове.
И телега покатилась по ухабистой сельской дороге, увозя их прочь от Парижа.
***
Париж остался далеко позади, а с ним — вся прошлая жизнь, все чаяния и мечты, весь прошлый год, наполненный болью и любовью. Наверное, в такие моменты, думалось Жоффрею, люди и учатся понимать, из чего же они на самом деле слеплены и для какой цели существовали все это время. Опыт, сколь бы ужасен и болезнен он ни был, учит понимать самого себя, учит бороться, учит мириться с болью. Мог ли он сам когда-нибудь предположить, что ему придется пройти через все круги адова мастерства Бастильских палачей? Мог ли он представить, что ни вымолвит ни звука во время пыток, чтобы ни за что не дать им ощутить, что они оказались сильнее его? Но он смог, и это делало его отчасти гордым за себя, пусть даже и в столь плачевном состоянии. Он знал, что им удалось покалечить его тело, но дух его был по-прежнему силен, жизнь сделала его таким. Не важно, сколь жестока она к нему была — жизнь была его матерью, а родителям не всегда подобает быть добрыми, чтобы научить своих детей выживать вопреки всему.
Он бросил мимолетный взгляд на Анжелику, дремавшую в повозке, и в который раз подивился странностям человеческого характера и той внутренней силе, что до поры до времени ждала своего часа где-то внутри. Мог ли он представить, что она останется с ним на протяжении всего этого страшного года, будет со слезами смотреть в ночное небо и в отчаянии искать ответа на вопрос, который не в состоянии будет даже озвучить. Его же возмутила чудовищная несправедливость произошедшего с ними, и тогда, на паперти собора Парижской Богоматери, он взывал к Богу не о спасении, а о правосудии, и был услышан. Бог воздал ему все сторицей — он сохранил ему жизнь, вернул свободу и женщину, которую он любил больше всего на свете…
Вместе с ним ее отверг мир верующих и праведников; оттого, что она любила его, ее, такую юную и невинную, заклеймили печатью проклятия, и вдруг его осенило, что она стала как бы его двойником, единственным существом на свете, подобным ему.
Почувствовав его пристальный взгляд, она открыла глаза и прошептала:
— Что-то случилось? Почему вы не спите?
Он улыбнулся.
— Не знаю, любовь моя. Возможно, мысли о вас не дают мне заснуть.
— Обо мне?
— Да, о вас. С каждым днем я все больше убеждаюсь, как бесконечно вы мне дороги. Я наверно, задохнулся бы от отчаяния, не будь вас рядом со мной. Возможно, это и помогает мне держаться. Мы очень близки друг другу, любимая, может быть даже ближе, чем это вам кажется.
Она протянула руку и осторожно погладила его израненную щеку.
— Я знаю…
***
Дорога казалась бесконечно долгой, холодной и ведущей в никуда. Анжелика уже раз сто успела обругать себя за недальновидность — надо было заранее поискать хорошего проводника, но их поторапливало неумолимое время… Она задавала себе бесконечные вопросы: что, если они заедут не туда, куда надо, или на них нападут бандиты? Хотя Николя так уверенно правил повозкой, что в появление призрачных разбойников как-то не верилось. Да и кто в здравом уме рискнет связываться с грозным Каламбреденом?
Мимо проползали пустые деревни, сухие деревья, заброшенные сады: Франция еще не оправилась после жестокой Фронды и Анжелика видела во всем этом странное сходство с их собственной жизнью. Скоро покажется монастырь — величественный, застывший во времени исполин, которому нет дела до мирской суеты, который всегда рад принять заблудших овец. Но Боже мой, они же не намеренно блуждали! Просто они устали жить вот так — без пути и высшей цели…
Анжелика перевела взгляд на Польку, зябко ссутулившуюся рядом с Николя на облучке, с нежностью посмотрела на Флоримона и Жереми, тихо сопящих в обнимку, легко провела рукой по волосам Жоффрея, который тоже дремал, положив голову ей на колени. Мерный ход кобылы убаюкивал и настраивал на меланхолический лад. Анжелике спать не хотелось. Казалось, стоит закрыть глаза — и она очнется где-нибудь около Ньельской башни, приюта воров и отверженных, лишенная надежды и сил к существованию.
В животе шевельнулся ребенок и Анжелика слабо улыбнулась. “Мой маленький мученик, ты уже заранее, еще до своего рождения, лишен всего…”. Потом поправилась: “Нет — у тебя есть семья, а это не так уж и мало. Ты не будешь одинок в этом мире.” Она с оттенком светлой грусти по утраченному раю вспоминала, как носила под сердцем Флоримона, какие дебаты разгорались в Тулузе, когда они пытались выбрать ему имя, а после засыпали в объятиях друг друга, а за окном тихонько шелестел дождь, шепча о том, что все обязательно будет хорошо.
***
Они не успели доехать до монастыря, когда внезапная боль пронзила тело Анжелики. Она глухо охнула, схватившись за живот, и поняла, что роды начались.
— Николя, — прошептала она, трогая его за плечо.
Он обернулся к ней, и по ее искаженному болью лицу понял все.
— Ложись на телегу. Потерпи немного, мы совсем скоро приедем. Полька, присмотри за детьми.
Анжелика легла рядом с мужем. Боль нарастала. Она чувствовала, как он нежно прижимает ее к себе, как шепчет что-то ободряющее, видела испуганные личики проснувшихся Флоримона и Жереми, которым Полька рассказывала какую-то сказку, чтобы отвлечь от вида страдающей матери, и понимала, что ещё немного, и она закричит в голос от боли, терзающей ее, от страха, от переживаний последних дней, от всего, что навалилось на неё.
Николя обернулся.
— Держись! Я уже вижу стены монастыря, — ободряюще сказал он ей. У неё даже не было сил кивнуть.
И тут граф впервые за время их поездки подал голос.
— Там есть повитуха?
Николя смерил его злым взглядом и процедил сквозь зубы:
— Там есть монахи, знающие толк во врачевании.
— Жоффрей, я справлюсь, — слабым голосом проговорила Анжелика.
— Конечно, родная, я не сомневаюсь в тебе! Ты сильная, отважная девочка, тебе все по плечу, — муж нежно погладил ее по волосам.
Полька шмыгнула носом.
— Вот же бывает любовь на свете! Эх, а я-то всю жизнь с ворами да разбойниками, только и слышала хорошего, что ругань да оскорбления … Ну что, птенчики, пока ваша мама рожает вам хорошенького братика, не хотите послушать о том, как славно тётя Жанин погуляла на Сен-Жерменской ярмарке?
— Да! Да! — наперебой загомонили мальчуганы.
Анжелика невольно улыбнулась и снова скривилась от резко нахлынувшей боли. Жоффрей прижал ее голову к своему плечу.
-Это последнее испытание, — прошептал он.
***
Они подъехали не к главным воротам, а к едва заметной калитке позади монастыря. Николя спрыгнул с телеги и постучал условным стуком. Через некоторое время калитка распахнулась и на пороге появился широкоплечий монах в низко надвинутом на лицо капюшоне. Они о чем-то тихо посовещались, изредка поглядывая на повозку, потом монах коротко кивнул и Николя вернулся к телеге.
— Я обо всем договорился. Ты, Анжелика, с детьми сейчас поедешь к главным воротам, монах тебя проводит. Мы с Полькой отведём твоего мужа прямо на задний двор, чтобы нас никто не видел. И не спорь со мной. Ни к чему нам светиться.
Монах уже тяжело взгромоздился на облучок и проворчал:
— Давай скорее, Каламбреден, тащи его в погреб с вином, я потом приду глянуть на него. И смой с лица свои шрамы — глядеть боязно!
— Это не к спеху, — небрежно махнул рукой Николя. — Главное, чтобы девчонка благополучно разродилась.
— Да куда она денется? Родит, как все бабы! Завтра уже бегать будет, — ухмыльнулся монах.
Полька слезла с телеги, и вдвоём с Николя они помогли спуститься Жоффрею. Он тяжело оперся на костыль, который дал ему отец Антуан, и последний раз взглянул на жену. Она попыталась улыбнуться ему.
— Все будет хорошо, вот увидишь, — прошептала она.
Монах хлестнул лошадь и они неспешно покатили к главным воротам. Жоффрей же со спутниками направился к боковой калитке.
За небольшую мзду Анжелику разместили в небольшой келье, детей отправили на кухню и накормили. Лошадь выпрягли из телеги и поставили в стойло.
Широкоплечий монах, который привёз ее, распорядился доставить из ближайшей деревни повитуху, а сам, в ожидании ее, рассказывал Анжелике разные истории из своего бурного прошлого. Он оказался бывшим военным, недоучившимся студентом-медиком, который внезапно решил стать монахом.
— Обрыдла мне эта служба во как, — он чиркнул себя ладонью по горлу. — А монахом быть — неплохая работенка, не пыльная и сытная. Да и дружки мои бывшие, которые в разбойнички подались, тоже меня не забывают. Того подлатай, этого схорони, за тем присмотри… Не дают скучать.
Анжелика схватила его за руку.
— Вы врач? Это же чудесно! Не могли бы вы осмотреть моего мужа? Я заплачу вам!
— Господи, красотка! Да на что тебе сдалась эта развалина? Прирезать его, чтоб не мучился, и всего делов! — и монах сочно расхохотался.
Новый приступ боли накатился так внезапно, что Анжелика не смогла сдержать стона.
— Подожди, малышка, скоро повитуха придёт, — тут же стал серьёзным монах. — А и не придёт, мы и сами с тобой справимся, и калеку твоего вылечим, ты только не переживай, тебе это вредно.
Дверь распахнулась и вошла пышная деревенская баба с корзиной в руке. И тут же все закрутилось, завертелось, как в калейдоскопе, монах поспешил выйти, а повитуха полностью завладела роженицей. И Анжелика вдруг почувствовала себя в безопасности впервые за все эти наполненные тревогой дни и с радостью доверилась ей.
На рассвете она родила. Повитуха протянула ей ещё мокрый живой комочек, завернутый в нагретую около камина простыню, и Анжелика увидела, что ребёнок, несмотря на все страдания, перенесённые его матерью, достаточно пухленький и спокойный.
-Маленький Иисус, — умиленно прошептала Анжелика, и осторожно коснулась губами его лба.
— Да, очень красивый ребёнок, — согласно кивнула повитуха. — Как назовешь-то?
Анжелика задумалась. Они с мужем не обсуждали имя будущего малыша, и теперь она пребывала в растерянности. Но тут ей вспомнились жаркие споры, которые они вели, выбирая имя для их первенца, и на память пришло имя Кантора де Мармона, лангедокского трубадура, в честь которого они хотели назвать Флоримона, но потом передумали. Она склонилась к ребёнку и прошептала:
— Я назову его Кантором.
Баба всплеснула руками.
— Но это же не христианское имя!
— Неважно. Главное, что оно понравится моему мужу.
***
Оставив Анжелику на попечение повитухи, монах прошёл в винный погреб , который располагался отдельно от основного здания и служил ему надежным убежищем для его тёмных делишек. Его уже поджидали.
— Ну, как она? — в нетерпении кинулся к нему Николя.
— Рожает. Повитуха поспела вовремя, так что думаю, все пройдёт успешно. Где наш больной?
Николя скрипнул зубами.
— Хоть бы он скорее подох, проклятый урод! Я уложил его за бочками на одеяла.
— А вот его женушка обещала мне щедро заплатить, коли я его вылечу, и не в моих правилах отказываться от звонкой монеты, — подмигнул ему монах.
— Ну так лечи,— сплюнул Николя.
Тут подала голос Полька.
— Я жрать хочу! Вы все носитесь с этой чертовой девкой и ее муженьком, а про меня и забыли!
— Ага, забудешь про тебя, — проворчал Николя и вопросительно посмотрел на монаха. Тот мотнул головой:
— Иди на монастырскую кухню, присмотри за детьми и поешь заодно. Да смотри, веди себя прилично!
Полька не заставила себя упрашивать и быстро выскользнула за дверь.
Мужчины переглянулись и перешли на шепот.
— Громила, прошу, прикончи ты его, я в долгу не останусь, — проговорил Николя.
— Не Громила, а брат Тома, — наставительно поднял палец монах.— И я давно никого не убиваю, заруби себе это на носу, Каламбреден!
Тот сжал кулаки.
— Меня просто с ума сводит, что она так трясется над этим хромоногим дьяволом, — процедил Николя сквозь стиснутые зубы. — Я не могу сам перерезать ему глотку, Анжелика мне этого не простит, но руки так и чешутся…
— Да, девка хороша, — протянул монах, прицокнув языком.— Но тебе с ней ничего не светит, ты не ее поля ягода. Вот Полька — это да, тебе под стать.
— Не суди о том, чего не знаешь, — выдохнул Николя. — Когда то она любила меня… Или мне казалось, что любила… Неважно, — он тряхнул головой. — Не будем об этом. Иди, осмотри этого калеку.
— А ты умой рожу. Ну смотреть невмоготу! А вдруг кто из братьев увидит — вопросов не оберешься. Кувшин с водой на столе.
И ни слова больше не говоря, брат Тома направился к Жоффрею.
Осмотрев его, монах присвистнул.
— Знатная птичка к нам залетела! Это ж тот граф-колдун, которого вроде как сожгли недавно на Гревской площади!
— Как видишь, дьявол помог ему выкрутиться, — проворчал Николя, становясь у него за спиной.
— Если это и вправду он, то я его подниму на ноги в лучшем виде! Говорят, он делает золото из воздуха, и за своё спасение он отвалит мне много звонких экю.
— Держи карман шире! Откуда у него деньги?
— Баба его посулила мне щедрую награду, и я склонен ей верить. Как-никак, жена колдуна, просто так языком трепать не будет.
Николя выругался и отошёл. Монах склонился над раненым.
— Я брат Тома, сын мой.
Жоффрей открыл глаза.
— Как моя жена?— произнёс он.
— Все в руках Божьих. В милости своей он не оставит свою дщерь и дарует ей лёгкое разрешение от бремени.
— Вы вызвали повитуху? — резко спросил граф, приподнимаясь на своём жалком ложе.
— Сын мой, успокойтесь, положитесь на Бога, молитесь, все сложится наилучшим образом.
Жоффрей схватил его за плечо и притянул к себе. Монах поразился его железной хватке и горящим гневом глазам.
— Я спрашиваю, позвали ли к ней повитуху и в порядке ли она? — чеканя каждое слово, произнёс граф.
— Да, не беспокойтесь, монсеньор, я позвал к ней хорошую повитуху, лучшую в округе, — прохрипел брат Тома, силясь вырваться. — Я лекарь, ваша жена просила осмотреть вас.
— Прекрасно, приступайте, отец мой, — и граф в изнеможении откинулся на подушки.
Монах, потирая плечо, несколько раз кивнул.
Внимательно осмотрев все раны Пейрака, он удовлетворенно проговорил:
— За вами отлично ухаживали, сын мой, скоро от ваших ран останутся только воспоминания. Вот только ваша нога… Благодарение Богу, что вы избежали гангрены и рана открытая! Это сильно упрощает задачу. Необходима срочная операция, у вас разорваны сухожилия, но могу вам твёрдо пообещать, что после моего вмешательства вы не только сможете ходить, но и избавитесь от хромоты. Восстановительный период будет долгим, нужно будет чётко исполнять мои предписания, но ваши усилия будут вознаграждены.
Граф размышлял.
— Вы гарантируете мне результат? Я достойно отблагодарю вас.
Монах склонил голову.
— Я не сомневаюсь в вашей щедрости, граф, и вы тоже можете не сомневаться в моём умении врачевать.
— Тогда по рукам.
— Предупреждаю — операция предстоит мучительная, вам придётся долго терпеть.
— Я выдержу. В застенках палача я вытерпел и не такое.
— Тогда не будем тянуть. Я сейчас схожу за своими инструментами и мы приступим. Эй, Каламбреден, дай-ка нашему пациенту вина, и побольше, его ждёт тяжёлое испытание, бедолагу…
***
Первое, что Анжелика услышала, проснувшись, был голос Николя:
— Девка она у меня норовистая, решила к родителям съездить — и нате вам, лошадь запрягла, дитёв в телегу погрузила и поехала. А я и не знал, по делам мотался. Вечером только вернулся — а ее и след простыл! Говорили мне, что бестолковая она, да вот по сердцу пришлась, женился сдуру…
Акушерка хмыкнула.
— А нашел-то как?
— Да чего искать-то? К родителям ее скатался — не приезжала, в деревню соседнюю сунулся — там говорят, девку с дитями на телеге не видали, а вон акушерку в монастырь вчерась звали. Ну я сюда и поехал…
— Умен! Ну что сказать, баба твоя и вправду заполошная, но вон какого тебе красавца родила! — и акушерка осторожно положила на руки разбойнику попискивающий сверток.
Анжелика привстала на кровати:
— Эй, муженек! — с угрозой в голосе окликнула она его.
Мужчина обернулся и Анжелика чуть не вскрикнула от неожиданности — на нее смотрел прежний Николя из ее детства: без жутких шрамов, без черной повязки на глазу, с непокорной прядью темных волос, небрежно спадающих на лоб, и белозубой улыбкой, дерзкой и нежной одновременно. Заговорчески подмигнув оторопевшей Анжелике, он произнес:
— Ну что, выспалась, красавица моя? Ну и поволновался же я, разыскивая тебя!
С ребенком на руках он пересек комнату и присел на край кровати.
— Какой сынок у нас, а? Загляденье просто! И еще двое пострелят с По… — он запнулся. — С Жанин на кухне. Теплее там, да и здесь под ногами не мешаются.
Акушерка с наслаждением потянулась.
— Ну раз муж твой объявился, девка, то пусть с тобой посидит, а я пока пойду поем. Умоталась я, сил нет…
Едва за ней закрылась дверь, Анжелика вырвала ребенка у Николя из рук и прижала к себе.
— Да что ты себе позволяешь, негодяй?! Какая жена, какой сынок? — от возмущения она не могла подобрать слов.
Он ласково потрепал ее по щеке. Она мотнула головой.
— А как еще я мог попасть к тебе? Пораскинь мозгами, Анжелика! И не ори, весь монастырь на уши поставишь.
Она слегка успокоилась, но все равно продолжала кидать на него рассерженные взгляды.
— Остынь, чего ты так всполошилась-то? Ну побудешь пару дней моей женой, делов-то! Я ж с тебя супружеский долг требовать не буду, — он хохотнул.
— Еще чего не хватало! Да что ты о себе возомнил! Деревенщина!
Николя больно сжал ее руку.
— Эй, полегче! Ты теперь никто, поняла? Жена колдуна без гроша в кармане, с тремя детьми на шее и калекой на руках. Я единственный, кто может помочь тебе, а ты нос воротишь!
Анжелика опустила голову.
— Прости, Николя. Не знаю, что на меня нашло…
— То-то… — проворчал он, отпуская ее.
— Что с Жоффреем? — поспешила она перевести тему.
— Брат Тома поколдовал с его ногой, там пришлось повозиться — дело было совсем плохо, но вроде как все обошлось и он сейчас спит. Ну по крайней мере спал, когда я к тебе уходил.
— Что сделал с его ногой? — с ужасом переспросила Анжелика.
— А чёрт его знает! Я твоего калеку держал, пока Громила что-то там резал и сшивал. Да не бойся ты, он свое дело знает! Бегать будет твой хромоногий почище борзой.
— Боже, я пойду к нему! — она попыталась вскочить с постели и тут же откинулась обратно на подушки, скривившись от боли.
— Лежи, сумасшедшая, ты что — тебе же нельзя пока вставать!
Анжелика заплакала.
— Вы с ума сошли! Зачем вы его трогали? Он же умрет!
— Он сам попросил! Деньги большие посулил! А брат Тома — он долго в армии солдат штопал, да и здесь нашего брата латает так, что любо-дорого посмотреть! Все, не реви! Не помрет твой чертов колдун, скоро сам на своих двоих топать будет, еще спасибо скажешь!
Внезапно ребенок на руках Анжелики завозился и тихонько закряхтел.
— Мой маленький, Кантор! — прошептала Анжелика и склонилась к нему. Николя смущенно замолчал.
Сейчас она была так пронзительно красива, что дух захватывало. Золотые волосы небрежно спадали ей на плечи, лицо, обращенное к сыну, светилось нежностью и любовью, мокрые от слез ресницы отбрасывали на щеки легкую тень, а губы слегка улыбались.
Он встал и отошел к окну. “Как бы счастлив я был, если бы сейчас она качала на руках нашего ребенка”, — пронеслось у него в голове. Он прижался лбом к холодному стеклу и закрыл глаза. Вся его жизнь, его бестолковая и полная опасностей жизнь, пронеслась перед его внутренним взором. И он с удивительной ясностью осознал, что отчетливо помнит лишь те моменты, которые он провел с ней. Остальное же было тускло и размыто, словно солнце в ее отсутствие заходило за тучи, и все вокруг становилось серым и унылым.
Недаром крестьяне в Монтелу прозвали ее феей, ох, недаром! Она украла его душу, и он навечно был обречен мучиться невозможностью жить нормальной жизнью вдали от нее и ее живительного тепла… А фея… Фея и не знала о его терзаниях. Она принадлежала другому и ничто больше ее не волновало. Прекрасная и недоступная, как болотный огонек…
Он обернулся. Она кормила ребенка, слегка прикрыв глаза, а ее нежные пальцы ласково поглаживали легкий светлый пушок на голове малыша. Николя некоторое время смотрел на эту идиллию, потом решительно пересек комнату и вышел за дверь. Он уже знал, что будет делать.
[su_spoiler title=”Все главы” style=”fancy” icon=”chevron”]
[su_posts template=”templates/list-loop.php” id=”2765, 2766, 2767, 2768, 2769, 2770, 2771″ posts_per_page=”12″ order=”asc” ignore_sticky_posts=”yes”]
[/su_spoiler]
