Рейтинг R. Добавленная сцена к фанфику «Анжелика и королевство Франция». Автор Violetta
************
Персонажи: Жоффрей де Пейрак/графиня де Суассон
Описание: Жоффрей до боли сжал ее руку. Она вскрикнула. Он резким движением развернул ее лицо к себе и с холодной усмешкой заглянул в темную глубину расширившиеся от страха зрачков. Олимпия завороженно смотрела на него. Ее одновременно и пугало, и возбуждало то, какой беспомощной она ощущала себя в его сильных руках. Почувствовав перемену в ее настроении, он медленно наклонился и завладел ее губами. Она задохнулась от неожиданности. А потом со стоном выгнулась дугой в его объятиях…
************
“Стоя на корме, Жоффрей долгое время смотрел в сторону берега, на котором все уменьшалась фигурка, такая любимая и такая одинокая в толпе.
Он никогда не подозревал, что он, сильный мужчина, который мог свернуть горы для достижения своей цели, с таким трудом выдержит испытание. А ее поддержать было еще труднее.
«Я всегда буду с тобой, я тебе обещаю, я всегда буду с тобой, моя любовь, моя красавица, мой нежно-любимый ребенок. И моя сила соединится с твоей в нашей борьбе».
Его адъютант Энрико Энци заметил, как заострились черты лица хозяина, и впервые за все время службы ему показалось, что в его глазах блеснули слезы.”
***
“Оставлено для графа де Пейрака”.
Жоффрей толкнул дверь и зашел в комнату. Он с раздражением сорвал с себя камзол, небрежно бросил его на спинку стула и зажег свечу. Чертов король, чертов Версаль, чертов Фронтенак, втянувший его в эту авантюру с возвращением во Францию! Несмотря на все уважение и почтение, которым его окружали придворные, видя благосклонное к нему отношение Людовика, находиться в этом гадючьем гнезде было для него настоящей пыткой. Двор представлял собой полную противоположность квебекскому обществу. Интриги, сплетни, заговоры, отравления окутывали Версаль липкой паутиной грязи и лжи. Привыкший к честным и прямолинейным отношениям в Канаде, граф чувствовал себя здесь не в своей тарелке и мечтал о возвращении домой, в Голдсборо.
Тем не менее, никто не замечал его мрачного настроения. Он был любезен с кавалерами, галантен с дамами, и старался сдерживать клокочущее в нем раздражение от окружающего его общества глупцов и лицемеров. Он стал осторожнее и уже не так беспечно острил и насмехался, как в молодости в Тулузе. Жизнь многому научила его, и помимо прочего — терпению. Но Боже, скольких усилий ему это стоило!
Он налил себе в бокал вина из хрустального графина, стоящего на прикроватном столике, и отдернул балдахин кровати. Сначала ему показалось, что он ошибся комнатой, потом, что сошел с ума, а потом понимающе улыбнулся и насмешливо произнес:
— Приветствую вас, мадам де Суассон! Надеюсь, вы нашли, чем занять себя, дожидаясь моего возвращения?
Красавица томно потянулась, и капризно надув губки, ответила:
— Ах, граф, вы заставили меня изрядно поскучать!
Он сделал глоток из бокала, задумчиво рассматривая бесстыдно выставленное на его обозрение роскошное тело, слегка прикрытое полупрозрачной кружевной сорочкой. Олимпия провела языком по губам и требовательно протянула к нему руку. Он повернулся, чтобы налить ей вина, но услышал за спиной:
— Нет, мессир, я хочу пить из вашего бокала.
Он обернулся. Она пребывала в той же позе, только выражение ее глаз изменилось. Жоффрей прочел в них такую неприкрытую похоть, что на мгновение остолбенел. Эта женщина была охотницей, дерзкой, властной, прямо заявляющей о своих желаниях и требующая их немедленного исполнения. Он протянул ей бокал. Она осторожно взяла его, на секунду коснувшись своими изящными пальцами его руки.
— Теперь я узнаю, о чем вы думаете… Или о ком… — промурлыкала она, делая жадный глоток и глядя ему прямо в глаза.
Он встал коленом на край кровати и склонился над ней. Она откинулась на подушки, отбросив бокал в сторону. Он с тихим звоном разбился. Она обвила руками его шею и притянула его к себе. Сейчас ее губы были так близко от его губ, что он чувствовал ее горячее дыхание.
— И как, мадам, теперь вы знаете, о ком я думаю? — вкрадчиво спросил он, не делая попытки поцеловать ее.
Олимпия растерялась. Этот мужчина с изрезанным шрамами лицом и темным прошлым уже долгое время волновал ее воображение, а сегодня, когда король приказал остаться ему на ночь в Версале, она решила использовать этот шанс и соблазнить его. И все шло как по маслу, пока он не задал этот свой вопрос с иронией в голосе и лукавыми искорками в глазах. Она была уверена, что здесь скрывается какой-то подвох. Кроме того, она не чувствовала ответного желания с его стороны, в то время как собственное сводило ее с ума. Она попыталась отшутиться:
— О, а разве это не очевидно?
Он насмешливо приподнял бровь.
— Очевидно для кого, мадам? Для вас? Для меня?
Она поняла, что он смеется над ней, и раздраженно произнесла:
— Не играйте со мной в ваши игры, граф, я наслышана о вашей репутации. Я хочу вас, и я вас получу.
Жоффрей отвел обнимающие его руки и обидно расхохотался. Она села на кровати, бросив на него разъяренный взгляд.
— Потрудитесь объяснить свое поведение, сударь!
— А тут нечего объяснять, моя дорогая. Чтобы, как вы выразились, заполучить меня, нужно что-то посерьезней смазливой мордашки и поведения дешевой шлюхи.
Она вскочила и попыталась залепить ему пощечину, но он с легкостью перехватил ее руку и толкнул обратно на постель. Она дрожала от унижения и гнева. Он снова склонился над ней.
— Черт возьми, мадам, вот сейчас вы кажетесь мне весьма соблазнительной!
— Немедленно отпустите меня! — взвизгнула она.
— А разве вы не за этим пришли? Испытать на себе силу страсти авантюриста из Нового света, о котором ходит столько зловещих и будоражащих воображение историй?
Жоффрей до боли сжал ее руку. Она вскрикнула. Он резким движением развернул ее лицо к себе и с холодной усмешкой заглянул в темную глубину расширившиеся от страха зрачков. Олимпия завороженно смотрела на него. Ее одновременно и пугало, и возбуждало то, какой беспомощной она ощущала себя в его сильных руках. Почувствовав перемену в ее настроении, он медленно наклонился и завладел ее губами. Она задохнулась от неожиданности. А потом со стоном выгнулась дугой в его объятиях и с готовностью ответила на его поцелуй. Она чувствовала властные прикосновения его рук к своей груди, талии, бедрам, слышала его прерывистое дыхание, вдыхала крепкий мужской запах, лишающий ее рассудка, она уже была готова полностью отдаться ему, как внезапно все прекратилось. Он встал, и как ни в чем не бывало, налил себе вина. Она еще не пришла в себя и спросила задыхающимся голосом:
— Что случилось? Почему?…
Он не ответил. Только единым махом опрокинул в себя наполненный до краев бокал. Потом отошел к окну, и глядя в непроглядную темень за стеклом, спокойным тоном произнес:
— Убирайтесь.
Жоффрей обернулся только тогда, когда услышал за спиной стук захлопнувшейся двери. Он поставил пустой бокал на подоконник и тяжело опустился в стоящее неподалеку кресло.
— Проклятая баба, — пробормотал он.
То, что произошло в этой комнате несколько минут назад, всколыхнуло в нем все самое низменное, первобытное, жестокое, он с ужасом заглянул в бездну, разверзшуюся под его ногами, и огромным усилием воли удержался на ее краю. Что было бы, если бы темная страсть к этой королевской шлюхе взяла над ним верх?
Любовь очень долго охраняла его, делала неуязвимым к искушениям, а теперь, когда она так далеко, когда бесконечный океан отделил его от живительного источника, в котором он привык черпать свою силу и уверенность, он вдруг почувствовал себя слабым и одиноким. Но никому не дано было заменить ему ЕЕ… Никому и ничему… И только эта мысль, мелькнувшая в самой глубине охваченного огнем желания сознания, привела его в чувство. “Но ведь она никогда и не узнала бы об этой минутной слабости!”— нашептывал ему внутренний голос, но он досадливо отмахнулся от него. Это не имело никакого значения, ведь знал бы он.
Жоффрей закрыл глаза и перед ним с невероятной ясностью предстала сцена, навсегда врезавшаяся в его память, — Анжелика, бегущая к нему по пляжу, Анжелика, обнимающая его, целующая влажными от слез губами, Анжелика, тихо шепчущая: “Как долго я была без вас… Вдали от вас…” И он благословлял небо, которое подарило ему этого ангела-хранителя, без которого его жизнь стала бы пустой и бессмысленной.
Внезапно приняв решение, он направился к секретеру, стоящему в глубине комнаты, достал перо, бумагу, чернила, и глубоко вздохнув, начал писать:
“Любовь моя!
То отчаяние, которое я испытываю из-за того, что вынужден продлить нашу разлуку, сопоставимо только с надеждой, что мы увидимся в самое ближайшее время, когда вы прибудете во Францию.
Эта бесконечная зима, которая разделила нас, казалась мне бескрайней снежной пустыней, холодной и безжизненной, озаренной только воспоминаниями о вас, моя прекрасная фея, подобно ярким звездам, сверкавшим на мрачном затуманенном небосводе моего одиночества.
Меня постоянно терзала тревога о вас, о детях, о тысячах мелочей, из которых была соткана ваша жизнь вдали от меня, я жаждал разделить с вами все ее радости и огорчения, рассеять тревоги и умерить печаль.
Не раз, и не два за время нашей разлуки мне была нужна ваша поддержка, ваш разумный совет, ваше присутствие, и я с отчаянием осознавал, какое расстояние разделяет нас.
Анжелика, душа моя, сейчас, когда я пишу это письмо, только одна мысль бесконечно радует меня — что в самом скором времени ваши нежные пальчики будут касаться его, а глаза — читать эти строки, и хоть на миг, но наши сердца соединятся… “
Он перечитал письмо и окончательно уверился в том, что поступает правильно. Да, скоро она приедет, и его мир вновь станет прежним…
