Рейтинг PG-13. Как развивались бы события, если бы Жоффрей и Анжелика встретились, когда Филипп был еще жив? Автор Violetta
************
— Это сон, — медленно проговорила она.
Он встряхнул ее за плечи. Прикосновение его горячих ладоней к ее обнаженным плечам пронзило Анжелику, словно молнией. Только теперь она осознала реальность происходящего. Протянув руку к его лицу, она робко коснулась пальцами щеки, изуродованной шрамами.
— Как это возможно? — прошептала она, с жадностью вглядываясь в него. — Как вам удалось спастись? И почему вы не хромаете?
— Исцелением я обязан мэтру Обену, палачу. Моя хромота была вызвана стяжением сухожилий под коленом. После трех сеансов дыбы колено превратилось в сплошную рваную рану и больная нога наконец-то сравнялась по длине со здоровой. Разумеется, сказать, что преображение произошло тотчас, значило бы солгать. Завершением этого произведения искусства, столь блестяще начатого палачом, я обязал прежде всего моему другу Абд-эль-Мешрату. Зато теперь, с небольшим вкладышем внутри сапога, моя походка почти ничем не отличается от походки других людей.
Анжелика неуверенно кивнула.
— А ваш голос? Золотой голос королевства? Что с ним стало? — и в ее ушах необычайно явственно зазвучал тот голос из далекого прошлого. Ах, как ясно она сейчас слышала его! Даже голова заболела от отдающихся в ней звуков… На миг Анжелика снова ощутила то восторженное исступление, которым некогда наполняло ее душу пение Жоффрея, и ее охватила невыносимая тоска по тому, что было… и по тому, что не сбылось…
— МЕРТВ!
Из-за горечи, с которой он произнес это слово, его хриплый голос еще мучительнее резанул слух Анжелики. Он заговорил снова — более мягко, почти с нежностью:
— Я сорвал голос, потому что позвал того, кто был от меня очень далеко — Бога… И в обмен на голос он дал мне то, что я у него просил — жизнь… Это произошло на паперти Собора Парижской Богоматери. Тогда я был уверен, что пришел мой смертный час… и я воззвал к Богу. Воззвал слишком громко, хотя к тому времени у меня уже не осталось сил… И мой голос сорвался — навсегда… Что ж. Бог дал. Бог взял. За все надо платить…
Его слова воскресили перед Анжеликой ту страшную и незабываемую картину, которая принадлежала только им двоим: смертник в длинной рубахе, с веревкой на шее, стоит на паперти Собора Парижской Богоматери, куда его привезли для публичного покаяния перед казнью. Этот несчастный, доведенный до последней степени изнеможения, так что палачу и священнику приходилось поддерживать его, чтобы он не упал, был одним из звеньев невероятной цепи обстоятельств, соединяющей блестящего тулузского сеньора с тем пиратом, который стоял перед нею сейчас.
Его черные глаза с тревогой наблюдали за ней, а она все не могла вымолвить ни слова. Наконец ее губы дрогнули:
— Жоффрей? — и произнеся вслух его имя, она внезапно поняла, что он действительно жив, что он здесь, рядом, а его руки, такие нежные и сильные, сжимают ее плечи, и от них по всему телу распространяется блаженное тепло. Слезы текли по ее щекам, но она их не замечала, и только сердилась на то, что зрение внезапно затуманилось, и его лицо расплывается у нее перед глазами.
— Вы плачете?
Она мотнула головой. Он осторожно привлек ее к себе.
— Поплачьте, моя дорогая, вам станет легче. Не каждый день встречаешь воскресшего из мертвых мужа.
Она рассмеялась сквозь слезы. Теперь она окончательно узнала его.
— Как вам удалось спастись? — снова спросила она, поднимая к нему лицо.
— О, это долгая история! Весьма захватывающая и интересная. Не менее интересная, чем ваша, сударыня.
Граф резко отстранился и скрестил руки на груди. Когда он произносил последние слова, на его лице промелькнуло то же высокомерное выражение, что и у могущественного тулузского сеньора былых времен. Анжелика хотела рвануться к нему, снова прижаться к его крепкой груди, но ее пригвоздил к месту его мрачный взгляд.
— Итак, мадам, теперь ответьте на самый главный вопрос, который мучает меня уже несколько лет. Желая найти свою горячо любимую супругу и детей, с которыми меня разлучил приговор его Величества Людовика, я навел справки и с удивлением узнал, что вы вышли замуж за маркиза дю Плесси-Бельера. Я до сих пор не жалуюсь на память и вспоминаю, что вы рассказывали мне об этом вашем драгоценном кузене, известном красавце, в которого вы были немножко влюблены. И как превосходно все сложилось! Освободившись от мужа, навязанного вам отцом, и к тому же хромого и неудачливого, вы смогли наконец исполнить мечту, которую давно лелеяли в тайниках своего сердца.
Анжелика вскрикнула.
— Как вы можете говорить такие ужасные слова! Ведь я любила вас!
Его черты слегка смягчились.
— Вы были очень молоды… Какое-то время я вас развлекал. И не стану отрицать — вы были самой очаровательной супругой, какую только можно пожелать. Но я никогда — даже в те времена — не думал, что вы созданы для верности…
— Я думала, что вы умерли, — прошептала Анжелика. — Мне нужно было устраивать свою жизнь… Без вас… Вернуть положение в обществе своим сыновьям… Нашим сыновьям, — поправилась она.
Молодая женщина слегка прикрыла глаза и с невыразимой ясностью представила красивое лицо Филиппа, кривящееся в холодной усмешке, когда он узнает, что Жоффрей жив. Возможно, он даже обрадуется, что сможет наконец-то избавиться от нее. А возможно, впадет в ярость оттого, что она снова доставила ему неприятности. Филипп непредсказуем. Словно читая ее мысли, граф глухо произнес:
— Я не имею права ни в чем упрекать вас. И я не имею права насильно удерживать вас возле себя, как бы мне этого не хотелось. У вас теперь есть обязательства перед другим человеком… Но мои сыновья… Наши сыновья… Я хочу видеть их и общаться с ними.
— Да, конечно, ваши дети, да… Но… Но почему… вы отказываетесь от меня? — ее глаза вновь наполнились слезами.
Он глубоко вздохнул и отвернулся к окну.
— Потому что слишком разителен контраст между пиратом, пусть баснословно богатым и известным, но находящимся вне закона, и блистательным маршалом Франции, приятелем его Величества. Он может дать вам все, а я — ничего, только полную опасностей жизнь вдали от родины и блеска королевского двора. Увы, я больше не граф Тулузский, — он немного помолчал. — Кроме того, я знаю, что у вас есть сын, наследник маркиза.
Личико Шарля-Анри явилось перед внутренним взором Анжелики и она в отчаянии опустила руки. Она вспомнила, как впервые приложила его к груди, и с грустью подумала: “Я больше не твоя жена, Жоффрей…” Повинуясь невольному порыву, она шагнула к мужу и прижалась лбом к его плечу.
— Я должна была понять, что вы живы, — тихо проговорила она. — Но я боялась поверить, хотя многое указывало на это… Трактирщик с Гревской площади, старый Паскалу, Молин… Боже, как я была слепа…
— Не вините себя… Жизнь — штука непредсказуемая. Я с трудом перенес весть о вашем повторном замужестве, но теперь уже ничего не исправишь… Вы больше мне не принадлежите… И единственное, что связывает нас отныне, это наши сыновья. Я хотел бы, чтобы вы отправили их учиться в Палермо, где они получат достойное образование, а я смогу навещать их.
— А как же их обязанности при Дворе? — сказала она, отстраняясь.
Он обернулся.
— Обязанности при дворе? Полноте! Пустая трата времени. Я не хочу, чтобы они выросли тупоголовыми придворными, невежественными и заботящимися лишь о расположении к ним короля. Нет, — он сжал кулаки так, что побелели костяшки. — Нет. Не такой судьбы я желаю своим детям.
— Мы обсудим это… позже… — сказала Анжелика. — Позвольте теперь мне задать вам один вопрос.
Он быстро взглянул на нее.
— Почему вы открылись мне? Ведь если вы не хотели вернуть меня себе, зачем же вы открылись мне? Как я теперь буду жить с осознанием того, что вы живы, что я предала нашу любовь, и все, что связывает нас отныне — это только судьба наших сыновей?
— Потому что я не мог поступить иначе, — он не смотрел на нее, но от этого то, что он говорил, казалось значительнее и трагичней. — Увидев вас здесь, в Кандии, я не мог удержаться от искушения снова заглянуть в ваши глаза, услышать ваш голос, коснуться вас… Я хотел, чтобы вы узнали, что я жив, чтобы хоть на мгновение ваше лицо озарилось тем счастьем, которым оно лучилось в Тулузе, когда мы с упоением любили друг друга. И чтобы причиной этого счастья был я…
Анжелика беззвучно заплакала. Он обернулся к ней и прошептал:
— Ведь мы были счастливы, не так ли?
Она попыталась обнять его, но он отвел протянутые к нему руки.
— Теперь вы нашли свое счастье с другим. Надеюсь, что оно будет более полным, чем то, что мог дать вам когда-то я.
Он поспешно подошел к столу и взял шляпу и перчатки.
— Вы можете уезжать, сударыня. Более я не смею вас задерживать. Но я хотел бы, чтобы распоряжение, которое я дал вам относительно наших сыновей, было исполнено. Это все, о чем я прошу тебя, Анжелика, — он впервые назвал ее по имени и сердце в ее груди на секунду сжалось от острой боли. — Подумай и дай мне ответ завтра.
— Завтра ты придешь ко мне?
Он отвел глаза.
— Нет. Я думаю, нам не стоит больше видеться. Это слишком… больно… Передай мне свое решение через слугу.
И он вышел за дверь. Когда в тишине утихли его шаги, Анжелика медленно опустилась на пол и обхватила руками колени.
— Он жив… И все еще любит меня… А я… Я потеряла его… Навсегда… — и она безудержно разрыдалась.
Что значило теперь ее положение при дворе, ее болезненная привязанность к Филиппу, ее отчаянное желание завоевать и покорить его, все то, к чему она стремилась долгие годы и чего достигла, в сравнении с тем, что она вновь потеряла Жоффрея… И уже навсегда… То чувство, тот голос, та любовь больше не воскреснут. И ей придется жить с этим до конца своих дней…
***
Анжелике казалось, что она лишь на секунду закрыла глаза, но когда она проснулась, солнце уже стояло высоко, в доме и во дворе гомонили слуги, а все ее тело затекло от неудобной позы, так как она заснула прямо в гостиной, на полу, там, где просидела всю ночь после ухода Жоффрея. Она встала, со стоном потянулась и вышла в коридор. На нее с разбегу налетела испуганная служанка.
— Мадам дю Плесси, какое счастье! Мы с ног сбились, разыскивая вас! — она понизила голос. — Мы думали, что этот пират, Рескатор, увел вас с собой. Про него рассказывают жуткие вещи!
Анжелика нетерпеливо махнула рукой.
— Перестань нести чепуху! — раздраженно проговорила она. — Господин Рескатор нанес мне визит, чтобы любезно сообщить, что не станет чинить препятствий нашему с Кантором отъезду.
Ей стоило больших трудов говорить спокойно, в то время как в душе у нее все переворачивалось только от звука его имени. Рескатор… Теперь его зовут так… И он вне закона — королевский флот запросто может расправится с ним, столь велика ненависть французов к неуловимому и дерзкому пирату. И он состоит на службе у константинопольского султана. Возможно, он переменил веру… Теперь он враг Французского королевства, в которое ей в самом скором времени предстоит вернуться.
Она настолько погрузилась в свои мысли, что не заметила, что стоит столбом посреди коридора, а служанка уже в который раз задает ей один и то же вопрос:
— Кантор! Мадам дю Плесси, вы разрешали Кантору сегодня гулять по городу?
Анжелика вздрогнула.
— По городу? Нет, конечно же нет! Негодный мальчишка! Он что, сбежал?
Служанка побледнела.
— Он с утра ушел, мадам, со слугой. Сказал, что вы еще вечером разрешили ему. Он говорил так убедительно…
Анжелика схватила ее за плечи.
— Ты с ума сошла? Как ты могла отпустить его?
Служанка заплакала.
— Простите меня, мадам, я думала, вы позволили… И с ним слуга… Все в городе знают, что это ваш сын — никто не посмеет тронуть его. Уверена, он скоро вернется.
Но мальчик не вернулся. Не вернулся и слуга. Сходя с ума от беспокойства, Анжелика металась по дому. Ей вспоминались корабли с закрытыми трюмами, которые так неприятно поразили ее в день прибытия. Не дай бог Кантор попадет в руки работорговцев! От одной этой мысли ей становилось дурно. Она совсем забыла, что Жоффрей просил ее дать ответ относительно учебы детей в Палермо сегодня, все ее мысли были поглощены пропажей сына. И она сильно удивилась, когда ей доложили, что прибыл слуга от монсеньора Рескатора.
Анжелика выбежала в прихожую и увидела невозмутимого мавра, стоящего у дверей, скрестив руки на груди. Увидев ее, он отвесил низкий поклон, а потом протянул свернутое в трубочку послание. Анжелика жадно схватила его, быстро развернула и впилась глазами в строки, которые скакали у нее перед глазами, так как руки ее дрожали от волнения. Наконец, немного успокоившись, она узнала знакомый почерк мужа и смогла прочесть короткую записку:
“Мадам.
У нас с вами возникло небольшое затруднение, которое я не могу разрешить единолично. Требуется ваше немедленное присутствие. Мой слуга проводит вас ко мне”.
Анжелика вопросительно посмотрела на мавра. Тот ослепительно улыбнулся и снова поклонился.
— Мне нужно… привести себя в порядок. Подожди меня здесь, я скоро вернусь.
Слуга кивнул и опустился прямо на пол, поджав под себя ноги.
“Как собака” — пронеслось в голове у Анжелики. Верный пес своего хозяина…
Уже через полчаса она входила в роскошный дом Рескатора, обставленный с невероятной арабской пышностью. Все здесь говорило не только о достатке хозяина, но и о его великолепном вкусе. Анжелика узнавала руку утонченного аквитанского сеньора — всегда, где бы он ни был, его окружали дорогие вещи, изящные безделушки и вышколенные слуги. С интересом оглядываясь по сторонам, Анжелика не сразу услышала, как распахнулась боковая дверь и в комнату влетел Кантор.
— Мама! — восторженно воскликнул он. — Я нашел отца!
На пороге за его спиной возникла фигура Рескатора. “Жоффрея” — поправила себя Анжелика, внезапно краснея. Он был без маски и неотрывно смотрел на нее.
— Мама, — повторил Кантор чуть тише, дергая ее за руку.
Она перевела взгляд на сына.
— Что ты здесь делаешь? — спросила она одними губами.
— Я нашел отца, — повторил мальчик. — Вчера я слышал ваш разговор…
Анжелика распахнула глаза.
— Ты подслушивал?! Кантор!
Ребенок отступил от нее на шаг назад и упрямо сжал губы. Жоффрей подошел к мальчику и опустил руки ему на плечи. Они ничего не говорили, но Анжелика чувствовала ту незримую связь, что возникла между ним и сыном. Граф первым прервал молчание.
— Кантор удивительно похож на вас, — тихо проговорил он и ласково потрепал сына по золотистым кудрям.
— А Флоримон — на вас, — ответила Анжелика и на ресницах ее заблестели слезы.
— Мальчик хочет остаться со мной. И я желал бы того же… — Жоффрей сделал паузу. — Но решить это можете только вы.
— Мы же говорили с вами вчера… Вы хотели, чтобы я отправила детей учиться в Палермо… Что вы сможете навещать их там…
— Я не хочу в Палермо! — выкрикнул мальчик и топнул ногой. — Я хочу остаться с отцом! Навсегда!
Жоффрей развернул его лицом к себе.
— Тише, сын мой. Я запрещаю вам разговаривать в подобном тоне с вашей матерью. Вы дворянин, где ваши манеры?
Кантор опустил голову.
— Простите, отец.
Жоффрей снова посмотрел на Анжелику.
— Я знаю, как не устроена и опасна моя жизнь, сударыня, и мне не хочется втягивать в нее Кантора. Но я смотрю на него и вижу вас. Ваши глаза, ваши волосы… Он словно олицетворение той огромной любви, которая когда-то была между нами. Мой посмертный сын…
— Я не смогу… Расстаться с ним… Простите, Жоффрей… Я согласна отправить мальчиков в Палермо, но расстаться навсегда с сыном — нет, я не могу…
Мальчик упрямо замотал головой и прижался к отцу.
— Я никуда от вас не уеду, отец! Я нашел вас и останусь с вами! А скоро к нам присоединится и Флоримон. Мы часто мечтали с ним об этом.
— Сынок, а как же мама? Она не вынесет разлуки с вами…
Кантор небрежно махнул рукой.
— У мамы есть Шарль-Анри… И Филипп… А у тебя никого нет. И кроме того, у нее нет времени заниматься нами — она все время проводит при дворе или у господина Кольбера. Жаль, кончилось наше шоколадное времечко… — грустно вздохнул он.
Упоминание имени Филиппа болью отозвалось в сердце Анжелики. И если все, что ожидало ее во Франции, она могла без всякого сожаления оставить, то Филипп и Шарль-Анри неумолимо и властно тянули ее назад. Но и прошлое, которое вдруг так стремительно ворвалось в ее жизнь, прошлое, которое олицетворял собой ее чудом воскресший муж, некогда безумно любимый, оплаканный бессчетное количество раз, будило в ней жгучее желание остаться здесь, в Кандии, рядом с ним… И упрямый Кантор нисколько не облегчал ей задачу.
— Ах, зачем вы открылись мне вчера! — в отчаянии воскликнула Анжелика. — Моя жизнь не была счастливой без вас, не было дня, чтобы я не вспоминала то огромное счастье, ту любовь, что вы дарили мне в Тулузе, но я смогла взять себя в руки и жить дальше ради наших сыновей! А теперь? Что мне делать теперь? Вы говорите, что я не принадлежу вам, что я жена другого, хотите забрать у меня сына… Вам наплевать на те страдания и лишения, которые я испытывала все те восемь лет, когда думала, что вы умерли! Вы даже весточки не послали мне, что живы, а теперь упрекаете в том, что я снова вышла замуж!
На щеках Пейрака заходили желваки.
— Кантор, отправляйся в сад.
Когда мальчик скрылся за дверью, граф подошел к жене и властно приподнял ей подбородок, чтобы заглянуть в глаза.
— Я не мог дать вам никакой весточки о себе, потому что первое время после побега находился на грани жизни и смерти, а потом обстоятельства сложились таким образом, что я был фактически пленником султана Марокко Мулея Измаила, добывая для него золото и серебро в самых глухих и отдаленных районах Африки. Я дал распоряжение Молину, чтобы он обеспечил вас и детей, если со мной что-нибудь случится, я непрестанно думал о вас все эти годы, поверьте мне. А потом я узнал, что вы вышли замуж за своего кузена… Глупо было бы в такой ситуации напоминать вам о былой любви… Вы ведь счастливы, Анжелика? Вы замужем за тем, кого любили еще в детстве, занимаете блестящее положение при дворе, вы все так же прекрасны и волнующи, — его голос слегка дрогнул. — Я же лишь эпизод в вашей жизни, тягостное воспоминание о навязанном отцом браке…
— Боже мой, какие глупости вы говорите! Вы были моей жизнью… — прошептала Анжелика. — Понимаете? Когда вы умерли, вместе с вами умерло и мое сердце. Все эти годы вдали от вас я не жила, а только выживала, поверьте, это не одно и то же. Да, я была увлечена Филиппом, он был красив, я мечтала о нем еще девочкой, но не поэтому я вышла за него замуж. Я женила его на себе отвратительным шантажом, ради того, чтобы вернуть своим сыновьям место в обществе, которое подобало им по праву их происхождения. Маленькие сеньоры, вынужденные мириться с тем, что их мать продает шоколад, что графиня де Пейрак стала вульгарной лавочницей, мадам Моренс, перед которой задирали нос даже худородные нищие дворяне… Что стало бы с ними, когда они выросли? И ради них я готова была терпеть и ненависть Филиппа, и его холодность, и грубость по отношению ко мне…
Граф удивленно посмотрел на нее.
— Ненависть? Возможно ли, чтобы ваш муж ненавидел вас?
Анжелика закусила губу.
— Он ненавидел меня… Поначалу. Теперь, как мне кажется, все наладилось, но я все же не могу до конца быть уверенной, что он любит меня. Он не подпускает меня к себе, всегда держит на расстоянии… Боюсь, я не понимаю его…
— Но все же любите?
Анжелика сжала руками виски.
— Зачем вы мучаете меня, Жоффрей? Какого ответа хотите добиться от меня? Да, я люблю его! — выкрикнула она, а потом внезапно осознала, что то чувство, которое она испытывала к первому мужу, бескрайнее и глубокое, дарящее невыразимое счастье, нельзя сравнить с той лихорадочной жаждой, болезненной, мучительной, что будил в ней Филипп. Казалось бы, выбор был очевиден — волшебник Жоффрей, всегда нежный и заботливый, предугадывающий любое ее желание, распахнувший ей двери в страну Любви, независимый и гордый сеньор, склонившийся перед ней некогда, как перед своей Прекрасной дамой, и неприступный Филипп, доходящий иногда до предела в своей жестокости, непостижимый и постоянно ускользающий, верный и преданный слуга короля… Она была не нужна ему, она лишь осложняла его жизнь, будила в нем чувства, которые пугали его и были ему в тягость. Все, что его волновало — это война, простая и безжалостная, такая же, как и он сам…
Анжелика повторила:
— Да, я люблю его… Но это совсем не то, что я испытывала к вам. Это нечто совсем другое, я не могу даже объяснить, какого рода это чувство. Оно мучает меня и приносит только горе, но отказаться от него я не могу. Не могла, — поправилась она, глядя прямо в глаза мужу. — Теперь, когда я знаю, что вы живы, мне кажется, что я обманывала саму себя все эти годы и изводила Филиппа, желая заставить его делать то, чего он не желает и не умеет, — любить меня… А вы… Вы умеете любить. Дарить любовь, делать счастливой… И мне невыносимо тяжело и покинуть вас, и остаться рядом с вами… И кроме того, вы отказались от меня…
Он нежно взял в ладони ее лицо.
— Бедная девочка, вы совсем истерзались. Я слышу, как сильно бьется ваше сердечко, вижу ваши дрожащие губы, слезы на глазах… Я не заставляю вас делать выбор и ни в чем не упрекаю. Вы мужественно перенесли все испытания, которые уготовила вам судьба, вы достигли всего, чего желали, или думали, что желали, вы вырастили наших сыновей, вернули им имя, положение… Я безмерно восхищаюсь вами, моя дорогая, и мне очень жаль, что наши жизненные пути разошлись… Поверьте, будь вы свободны, я с ревнивой властностью вернул бы вас себе, наплевав на все трудности и препятствия, но я не могу идти против выбора вашего сердца…
— А если… — Анжелика задохнулась от внезапной мысли, пронзившей ее. — А если моё сердце выбирает вас?
Она произнесла это так тихо, что сама едва расслышала свои слова, но почти тут же почувствовала, как руки мужа осторожно обнимают ее за талию.
— Совсем скоро вы пожалеете о своём решении, — прошептал он, легко целуя ее волосы. — Ваш порыв пройдёт, и вы поймете, как много теряете, связывая свою жизнь с изгнанником и авантюристом.
Она приложила палец к его губам.
— Почему вы не верите мне? Я говорю, что люблю вас, что хочу быть с вами, несмотря ни на что, что я не вынесу, если снова потеряю вас, едва обретя…
Он некоторое время молчал, потом выпустил ее из своих объятий.
— Я не хочу обрекать вас на ту сумасшедшую жизнь, которую веду сам. Это будет ужасно эгоистично по отношению к вам. Да, я богат, но моя удача может закончиться в любой момент, я пират и всегда скольжу по лезвию бритвы…
— Женщинам нужна только любовь, — прошептала Анжелика.
Он грустно улыбнулся.
— Какое опасное заблуждение! Поймите, вы никогда не сможете вернуться домой, увидеться с родными, не сможете вести ту жизнь, к которой привыкли… Чёрт возьми, я желал бы бросить к вашим ногам целый мир, но увы, это больше не в моей власти…
— Почему вы так настойчиво пытаетесь избавиться от меня? — проговорила Анжелика и голос ее задрожал.
— Дело не в этом. Я просто не хочу, чтобы проснувшись завтра рядом со мной, вы вдруг осознали, что совершили ошибку. Если сейчас я ещё могу держать себя в руках и, скрепя сердце, отпустить вас от себя, то потом, когда вы вновь станете моей, я уже не смогу отказаться от вас и вашей любви. Это разобьет мне сердце. А пират с разбитым сердцем — жалкое зрелище…
Анжелика скользнула к нему и обвила руками его шею.
— Клянусь, я никогда не пожалею о своём решении! Я люблю вас и мне совсем не хочется возвращаться ко двору. Меня тошнит от грязи и лицемерия, царящих там. Только сейчас, рядом с вами, я понимаю, как несчастна была все эти годы. Поверьте мне, Жоффрей, я говорю искренне.
Он глубоко вздохнул и с силой прижал жену к себе. Она почувствовала, как его губы скользнули по ее щеке, и секунду помедлив, прижались к ее губам. Головокружительный поцелуй, последовавший вслед за этим, окончательно изгнал из сердца Анжелики остатки сомнений. Никто и никогда не целовал ее так, ничьи губы не доставляли ей такого наслаждения. Память о его поцелуях она берегла в глубине своего сердца, как величайшую драгоценность, а вот теперь снова с невыразимой радостью ощущала их пронзительную сладость.
Его ладони скользили по ее спине, становясь все настойчивей, и вот, уже не в силах сдерживать себя, он подхватил ее на руки и отнес в спальню. Там, опустив Анжелику на низкое восточное ложе, он хриплым от желания голосом проговорил:
— Я больше никому тебя не отдам, слышишь? Ты принадлежишь только мне…
И он снова привлек ее к себе и накрыл ее губы своими губами… Последние страхи рассеялись. Ее любимый мужчина, созданный для нее, снова был с нею. С ним все было естественно, просто и прекрасно. Принадлежать ему, замереть в его объятиях, отдаться на волю его страсти и вдруг осознать с ослепительной радостью, что они слились воедино. Анжелика, не помня себя от счастья, снова глядела в лицо своего возлюбленного, и ей все еще не до конца верилось, что она видит его не во сне. Она чувствовала, что отныне уже не сможет обходиться без его объятий, без его ласк, без той нежности, которую она читала в его глазах, и сердце ее, переполненное любовью к нему, казалось, вот-вот разорвется от восторга.
Завтра она напишет письмо Филиппу о том, что остается в Кандии, напишет аббату Ледигьеру, чтобы он привез к ней Флоримона. Единственная боль, открытая рана — это Шарль-Анри… Как объяснить бедному мальчику, что его мать больше не вернется? Угрызения совести терзали ее, но она понимала, что даже ради него она не сможет отказаться от своей любви. Филипп вырастит его достойным человеком, дворянином, у него будет блестящее будущее, ведь он крестник короля и наследник Плесси.
Но все это будет завтра… А сейчас она с головой погрузилась в тот чудесный мир любви, который подарил ей Жоффрей…
[su_spoiler title=”Все главы” style=”fancy” icon=”chevron”]
[su_posts template=”templates/list-loop.php” id=”1550, 1549″ posts_per_page=”16″ order=”asc” ignore_sticky_posts=”yes”]
[/su_spoiler]
