Анжелика и Король. Глава 8 (в редакции «Друзей Анжелики»)

Бахтиари-бей ловко вскочил в седло. В экзотической сбруе с широкими стременами кобыла Церера, похоже, чувствовала себя прекрасно. Она даже не взглянула на Анжелику, только что прибывшую в Сюрен.

Персы на лошадях, с кинжалами на груди и с саблями на боку, двигались по аллее из серых деревьев. Они выстроились полукругом за послом и каждый держал в руке джерид — очень длинное ярко раскрашенное копье. Бей тоже принял джерид из рук пажа и, привстав на украшенных золотой бахромой стременах, с пронзительным криком повел рысью весь отряд. Вскоре всадники исчезли за деревьями маленькой рощи.

Анжелика почувствовала себя оскорбленной, потому что она еще утром предупредила о визите, а теперь ее бросили одну на пороге дома, не сказав ни слова.

Армянин Агобян, оставшийся рядом, пояснил:

— Они вернутся. Разделятся перед вами на две шеренги и покажут джерид боз — борьбу, в которой издревле практикуются наши воины. Его превосходительство приказал провести церемонию в вашу честь.

Действительно, персы уехали недалеко. Было слышно, что они расположились за деревней, затем раздалась стремительная рысь, перешедшая в безудержный галоп. Они появились двумя рядами с громким улюлюканьем, быстро вращая в воздухе тяжелые копья. Некоторым на полном скаку удавалось ловко пролезть под брюхом лошади и, ничего не уронив на землю, вновь оказаться в седле.

— Такая вольтижировка^[1] у нас зовется джигитовкой^[2], и его превосходительство, естественно, один из лучших джигитов^[3]. Но сегодня он сдерживается, потому что не хочет напугать новую кобылу, иначе она станет «харам», то есть порченой. Вот почему он не может в полной мере проявить свое мастерство, мадам, — объяснил армянин.

Поравнявшись со входом в дом, оба строя джигитов резко остановились, отчего некоторые лошади заскользили по тающему снегу. Они сошли с аллеи и выстроились в два ряда на лужайке, приготовившись к бою.

По знаку Бахтиари противники яростно устремились друг на друга, крутя джерид над головой. Началась схватка. Каждый всадник, держа копье наперевес, как пику, старался выбить соперника из седла или обезоружить.

Когда атака не удавалась, бойцы разъезжались на некоторое расстояние и снова мчались, чтобы столкнуться в необычной битве.

Воины, выбитые из седла или потерявшие джерид, покидали ристалище.

Несмотря на неопытность кобылы, посол остался в числе последних сражающихся. Его противники не церемонились. Но Бахтиари-бей явно превосходил их ловкостью, силой и мастерством.

Джерид боз закончился довольно быстро. Сияя улыбкой на смуглом лице, персидский вельможа вернулся к гостье.

— Его превосходительство просит отметить, что джерид боз остается любимой борьбой нашего народа со времен мидян. Такие состязания проходили уже в царствование Дария, и вполне возможно, этот обычай пришел к нам из Самарканда, столицы Туркестана, где в ту пору процветала развитая цивилизация.

На людях Бахтиари-бей как обычно делал вид, что не понимает французского, и прибегал к услугам переводчика. Анжелика также решила блеснуть знаниями:

— Французские средневековые рыцари тоже устраивали подобные турниры.

— Они научились этому в Крестовых походах на Востоке.

«Еще чуть-чуть, и меня убедят, что именно им мы обязаны развитием нашей культуры», — подумала Анжелика. Но, немного поразмыслив, решила, что в этом действительно что-то есть. Она была довольно невежественна, но частое посещение проповедей позволило ей узнать многое о древности и истории цивилизаций. Наследник славного ассирийского прошлого, Бахтиари-бей еще не осознавал, что эпоха культурного расцвета его народа катится к закату. Теперь Анжелика понимала, каких тем следует придерживаться в учтивой беседе, и завела разговор о лошадях.

Его превосходительство вновь похвалил достоинства Цереры.

— Он говорит, что никогда не видел такой покорной и вместе с тем норовистой лошади. Этим подарком король Франции оказал ему большую честь. В Персии такую кобылу можно выменять на принцессу крови.

Анжелика уточнила, что Церера родом из Испании.

— Вот страна, где я хотел бы побывать, — заключил посол.

Но он ни о чем не жалеет, потому что его миссия позволила ему повстречать не только самого могущественного государя Европы, но и самых прекрасных женщин, принадлежащих, как и должно, двору великого монарха. Анжелика воспользовалась хорошим настроением перса, чтобы спросить, когда же он собирается предстать перед этим великим монархом.

Бахтиари-бей задумался. Вздохнув, он сообщил, что, с одной стороны, это зависит от его астролога, а с другой — от степени «техрифата» — то есть от почестей, которые окажут его посольству.

Продолжая беседу, они вернулись в дом и вошли в убранную по-восточному гостиную. Едва за ними закрылись двери, Бахтиари-бей вновь заговорил по-французски:

— Я могу появиться перед вашим правителем только на церемонии, достойной, как самого короля, так и восточного государя, отправившего меня.

— И это не совсем то, что наш… главный визирь маркиз де Торси предложил вам?

— Ничуть! — взорвался перс. — Он хотел везти меня в карете со стражей, словно пленника, окруженного неверными. И потом, этот отъявленный лгун, рабская душа, этот визирь настаивал, что я должен предстать перед королем с непокрытой головой… Это дерзко и оскорбительно! Полагается снимать обувь, а не головной убор, как и в мечети перед Богом.

— Наши обычаи совершенно иные. В храмах перед Всевышним мужчины обнажают голову. Я полагаю, если француз явится к вашему государю в обуви, вы заставите его разуться?

— Это так. Но если у него недостаточно пышный эскорт, мы его приумножим — из почтения к посетителю и к величию шаха. Ваш король — самый прославленный правитель… Он обязан оказать мне почести и устроить торжественный въезд, достойный его могущества, иначе я буду вынужден вернуться, не выполнив поручения.

В его голосе звучали решительность и печаль. Анжелика осмелилась спросить:

— Разве вам не грозит немилость, если не завершите возложенную на вас миссию?

— Я рискую головой… Но я предпочитаю смерть публичному бесчестью в вашей стране.

Анжелика поняла, что ситуация гораздо серьезнее, чем казалась.

— Все уладится, — заверила она.

— Не уверен.

— Нужно, чтобы все уладилось. Иначе получится, что я принесла вам несчастье… «нехусет».

— Браво! — с энтузиазмом захлопал в ладони перс.

— К тому же я окажусь виновной в том, что выставлю лгуном того святого человека, который утверждал, будто мое появление не принесет вам вреда. Ведь если вам отрубят голову, это послужит доказательством, что он плохой прорицатель. Для него это станет большим унижением. Быть может, мои рассуждения неверны, ваше превосходительство? Ведь я всего лишь женщина, к тому же иностранка.

— Думаю, вы правы, — мрачно ответил Бахтиари-бей. — А ваш ум превосходит даже вашу красоту. Если моя миссия увенчается успехом, я знаю, какой подарок просить у вашего короля…

Какая-то возня и резкие звуки дудок послышались из-за занавесок.

— Мои слуги принесли ванну. После активных упражнений в джерид бозе приятно совершить омовение.

Появились два черных раба с большим медным чаном, наполненным кипятком, а также несколько слуг с полотенцами, ароматной водой в бутылях и с благовониями.

Бахтиари-бей последовал за ними в соседнюю комнату, вероятно в ту знаменитую турецкую баню, которую устроил в своем доме месье Диони. Анжелика с удовольствием бы туда заглянула, но подобное любопытство показалось ей непристойным. Временами взгляды Бахтиари-бея смущали ее, и чем лучше она узнавала его восточный характер, тем больше роль посла казалась ей опасной и обязывающей к подчинению, если не сказать — к обязательствам, на которые она не собиралась соглашаться.

У нее мелькнула мысль удалиться. Она могла объяснить, что французские обычаи не позволяют ей оставаться наедине с мужчиной дольше двух часов. Но если перс придет в ярость, расценив ее уход как новое оскорбление, это еще сильнее осложнит положение дел, которые ей необходимо уладить.

Как только она попыталась встать, перед ней возник маленький паж. Вероятно, ему поручили ее развлекать. Он поставил перед Анжеликой тяжелый поднос со сладостями, сбегал за новыми подушками, чтобы подложить ей под спину и под руки. Потом взял маленькую курительницу, наполненную горячими углями, бросил на них щепотку порошка и, стоя на коленях, протянул её Анжелике, чтобы она вдохнула голубой ароматный дым.

Нет, решительно нужно уходить. Комната, наполненная необычными тяжелыми благовониями, черноокий перс, который скоро вернется, его обходительность, скрывающая горячий нрав, и гордость, скрывающая внезапный гнев, — все это было слишком притягательным.

Маленький паж суетился. Он открывал крышки вермелевых кубков, вытаскивал пробки из синих фарфоровых флаконов и, щебеча как птичка, предлагал гостье попробовать их содержимое. Не зная, что еще предпринять, он поднес к ее губам маленькую серебряную чашу с золотисто-зеленым ликером. Она выпила и нашла, что по вкусу он похож на пуатевинский дягиль. Разнообразие сортов варенья, стоящего вперемешку с пирамидками прозрачного зеленого и розового мармелада и фисташковой нуги, позабавило ее. Она попробовала всего понемногу, отбрасывая то, что показалось невкусным, и предпочла прохладные фруктовые шербеты с кристалликами льда. Но когда Анжелика захотела покурить наргиле, маленький паж, поняв ее намерение, воспротивился, закатив в ужасе глаза. Потом он звонко захохотал, согнувшись вдвое. Она рассмеялась тоже, чувствуя, как приятно ни о чем не заботиться, а просто отдыхать и забавляться среди всей этой роскоши.

Анжелика все еще смеялась до слез, облизывая кончики пальцев, запачканные вареньем из лепестков роз, когда на пороге комнаты появился Бахтиари-бей.

Увиденная картина его очаровала.

— Вы восхитительны… Вы напоминаете одну из моих фавориток. Она тоже была сладкоежкой.

Он взял из вазы фрукт и, что-то приказав, бросил его маленькому пажу. Ребенок, продолжая хихикать, поймал на лету награду и в два прыжка выскочил из комнаты.

«Маленький колдун подсунул мне выпить что-то дьявольски крепкое», — подумала Анжелика.

Однако ощущения, которые она испытывала, не походили на опьянение. Ее словно накрыла теплая волна счастья, и все чувства обострились до предела.

Она заметила, что теперь Бахтиари-бей выглядит иначе. Из одежды на нем остались только белые атласные шальвары, которые удерживались поясом, усыпанным драгоценными камнями, широкие на бедрах и плотно прилегающие к икрам.

Его гладкий обнаженный торс, умащенный ароматными кремами, являл собой образец совершенной анатомии и таил в себе силу льва. Он был без тюрбана. Черные, блестящие от масел волосы перс зачесал назад и они спадали до плеч. Быстрым движением он сбросил вышитые сандалии и растянулся на подушках.

Не сводя с Анжелики взгляда, мужчина небрежным жестом поднес трубку к губам.

Глупо сейчас делать вид, что она не понимает неуместности протокольных речей. Но о чем же тогда говорить?

Анжелика умирала от желания тоже прилечь на подушки, но ей мешал жесткий корсет. Варварский каркас, который сжимал талию и заставлял держать спину ровно, показался ей сейчас символом благоразумного воспитания, оставляющим грешнице время для размышлений. С другой стороны, невозможно просто встать и уйти без объяснения причин. К тому же ей совсем не хотелось уходить. Ой, как не хотелось! И она продолжала сидеть. Из-за корсета. Какое прекрасное изобретение — корсет! Должно быть, его придумало Общество Святого Причастия. Анжелика вновь громко расхохоталась, раскачиваясь взад и вперед, настолько эта мысль показалась ей смешной.

Ее веселость привела перса в восторг.

— Я подумала о ваших фаворитках, — сказала Анжелика. — Опишите их наряды! Носят ли они платья, подобные нашим?

— В своих покоях или в присутствии повелителя и господина они одеваются в легкие пышные шальвары и короткую тунику без рукавов. Если выходят на улицу, то укрываются непрозрачной черной чадрой с прорезью для глаз из легкой сетчатой ткани. А в моменты близости на них только шаль, сделанная из тонкой шерсти коз Белуджистана, прозрачная, как паутинка.

Анжелика снова обмакнула палец в варенье из роз.

— Какая странная жизнь! О чем думают все эти женщины-затворницы? А фаворитка… та сладкоежка, что она сказала, когда вы уезжали?

— Наши женщины… в таких случаях ничего не говорят… Ничего. Но та фаворитка промолчала по другой причине. Она мертва…

— О! Как жаль! — заметила Анжелика.

Откусывая маленькие кусочки рахат-лукума, она принялась что-то напевать.

— Она умерла под кнутом, — медленно добавил Бахтиари-бей. — У нее был любовник среди дворцовой охраны.

— О! — повторила Анжелика.

Она аккуратно отложила лакомство и посмотрела на посла округлившимися от ужаса глазами.

— Как это происходит? Расскажите! Как еще вы наказываете неверных жен?

— Любовников оставляют на самой высокой сторожевой башне дворца, привязанными спиной друг к другу. «Лашоры» или стервятники первым делом выклевывают им глаза, но на этом их муки только начинаются. Порой я проявлял милосердие: я собственноручно убил двоих, перерезав им горло кинжалом. Они не были изменницами, но из прихоти отвергли меня.

— Благословенны они, — сказала Анжелика, придав голосу нравоучительный тон. — Вы избавили их от собственной персоны и даровали рай.

Бахтиари-бей вздрогнул и расхохотался.

— Маленькая Фирузе… Бирюзинка… Все, что слетает с ваших уст, удивительно и свежо, как подснежники в пустынных предгорьях Кавказа. Преподайте же мне трудный урок… как любить западных женщин… Вы сказали, что мужчина должен много говорить… Говорить и воспевать свою возлюбленную… Ну а потом? Когда же наступает час молчания? Когда приходит время вздохов?

— Когда женщине будет угодно.

Перс вскочил на ноги с перекошенным от гнева лицом.

— Не может быть! — твердо заявил он. — Ни один мужчина не потерпит такое унижение… Французы — доблестные воины…

— В любовной борьбе они должны уступать.

— Не может быть, — повторил он. — Когда женщину посещает ее господин, она тотчас должна раздеться, надушиться и предложить ему себя.

Одним стремительным рывком он оказался рядом и опрокинул Анжелику на мягкие подушки, в волнующие ароматы которых тотчас погрузилось ее тело. Крепко сжимая, Бахтиари-бей склонился над ней с жестокой улыбкой на губах. Анжелика уперлась руками в его плечи, пытаясь оттолкнуть. Но прикосновение его поджарого тела заставляло ее трепетать.

— Еще не время, — сказала она.

— Берегитесь! Женщина заслуживает смерти и за меньшую дерзость.

— Вы не вправе меня убивать. Я принадлежу королю Франции.

— Король послал вас сюда для моего удовольствия.

— Нет! Только, чтобы выразить вам почтение и лучше узнать, потому что он доверяет моим суждениям. Но если убьете меня, будете с позором изгнаны из его страны.

— Я объясню ему, что вы вели себя как непокорная куртизанка.

— Король не примет такое объяснение.

— Он прислал вас для меня.

— Повторяю, нет! Он не вправе распоряжаться моим телом.

— Тогда кто же?

Она обратила на него свой изумрудный взгляд:

— Только я сама!

Бей немного ослабил объятия и озадаченно посмотрел на нее.

Анжелика не могла подняться самостоятельно. Подушки были слишком мягкими. Она рассмеялась. Но ее сознание не было замутненным, наоборот, все вокруг казалось ярким и четким, словно комнату заливало солнце.

— Огромная пропасть, — прошептала она, — между тем, что происходит, когда женщина говорит «да», и тем, когда она говорит «нет»… Когда она говорит «да» — это великая победа, и наши мужчины любят сражаться, чтобы ее завоевать.

— Понимаю, — согласился бей после минутного размышления.

— Тогда помогите мне встать, — сказала она, лениво протянув ему руку.

Он подчинился. Анжелика подумала, что он похож на большого укрощенного хищника. Он не отрывал от нее взгляда горящих глаз. В его настороженности таилась сила, готовая вырваться при малейшем проявлении слабости с ее стороны.

— Каким должен быть мужчина, чтобы женщина ответила «да»?

«Он должен быть диким и красивым, как вы», — едва не призналась Анжелика, завороженная его близостью.

Сколько еще времени ей удастся вести эту опасную игру? Она дрожала, как в лихорадке, но это не было приступом болезни, а скорее любовным исступлением, которое могли унять лишь безудержные объятия, утонченные и неистовые одновременно. Она сознавала, как притягательна его улыбка, его влажные губы, слегка затуманенные глаза и наслаждалась тем, что так желанна. Анжелика спрашивала себя, как долго сможет еще балансировать на этом натянутом канате и в какую сторону наконец упадет: в сторону «да» или в сторону «нет»?

Бахтиари-бей наполнил маленькую серебряную чашу и передал ей. Анжелика поднесла ее прохладный край к губам и узнала все тот же зеленый ликер.

— У каждой женщины свой секрет, — ответила она. — Только она одна знает, почему ей нравится тот или иной мужчина. Один — потому что он брюнет, другой — потому что он блондин.

Она непринужденно протянула руку и тонкой зеленой струйкой вылила ликер на великолепный персидский ковер.

— Шетум^[4], — пробормотал посол сквозь зубы.

— … Один — потому что он ласков, другой — потому что в порыве гнева может зарезать кинжалом…

Наконец ей удалось встать. Она заверила его превосходительство, что ее переполняет радость от визита к нему и что она постарается передать королю суть всех его претензий, которые считает вполне разумными и обоснованными. Бахтиари-бей ответил, с угрожающим блеском в глубине глаз, что в обычаях его страны скреплять дружбу, оставляя у себя гостя «тем дольше, чем крепче дружба».

Анжелика покачала головой. Золотистый локон выбился из прически и упал на лоб, глаза заискрились, словно шампанское. Его превосходительство прав, и она тоже обязана придерживаться этого правила, а значит многочисленные обязательства и чувство дружбы к своему королю вынуждают ее скорее вернуться к нему и находиться рядом, сколько потребуется.

— Шак^[5], — мрачно бросил посол.

Сквозь плотные занавеси в комнату донеслось протяжное пение.

— Не настало ли время вечерней молитвы? — воскликнула Анжелика. — Ни за что на свете я не хотела бы, чтобы иностранка помешала вам исполнить свой долг. Что сказал бы мулла!

— Шетум! — повторил посол.

Анжелика отряхнула юбки, поправила прическу, подобрала веер.

— Я буду отстаивать вашу точку зрения в Версале и постараюсь сгладить все разногласия протокола. Но позвольте мне взять с вас обещание, ваше превосходительство, что вы сохраните двадцать католических монастырей в Персии?!

— Я и так намеревался внести этот пункт в будущий договор… Но не сочтут ли ваша религия и ваши священники себя униженными, ведь своим спасением они обязаны… вмешательству женщины?

— Ваше превосходительство, разве ваша гордость пострадала от того, что вы появились на свет из чрева женщины?

Перс не ответил, а предпочел восхищенно улыбнуться.

— Вы достойны звания султан-баши.

— Что это?

— Титул, которого удостаивается та, что рождена повелевать правителями. В серале она только одна. Ее не выбирают. Ее отличает от других то, что она наделена способностями подчинить душу и тело государя. Он ничего не предпринимает, не посоветовавшись с ней. Она правит другими женами, и только ее сын становится наследником.

Бахтиари-бей проводил ее до шелковых портьер на дверях.

— Первое качество султан-баши — бесстрашие. Второе — она знает цену тому, что отдает.

Быстрым движением он снял все кольца и вложил ей в ладони.

— Это тебе… Ты величайшая драгоценность… Ты заслуживаешь того, чтобы тебя украшали как божество.

Анжелику ослепили рубины, изумруды и алмазы, оправленные в чистое золото. Но так же быстро она вернула их владельцу.

— Исключено!

— Ты добавляешь еще одно оскорбление ко всем, что уже причинила?!

— В моей стране, когда женщина говорит «нет», она говорит «нет» и подаркам.

Бахтиари-бей тяжело вздохнул, но не стал ее разубеждать. Анжелика с улыбкой наблюдала, как он один за другим надевает перстни обратно.

— Посмотрите, — сказала она, протянув руку, — я храню это кольцо, потому что вы подарили его мне в знак союза. Его цвет не изменился.

— Мадам Бирюза, когда и где я увижу вас снова?

— В Версале, ваше превосходительство! — весело ответила она.

Снаружи все показалось Анжелике отвратительным и унылым. Грязная дорога, низкое небо над снежным горизонтом. Было морозно. Она позабыла, что на дворе зима и что она во Франции. И что нужно возвращаться в Версаль, докладывать о результатах миссии, щеголять, выслушивать бесконечные сплетни, испытывать голод, холод, боль в ногах и проигрывать за карточным столом.

Она сильно закусила платок, с трудом сдерживая слезы.

«Только что мне было так хорошо на мягких подушках. Да. Я этого… хотела. Забыться, бездумно и безудержно предаться любви. О! Зачем мне разум? И почему я не могу следовать животным инстинктам, не задаваясь вопросами…»

На протяжении всего визита она не могла избавиться от ощущения, что король использует ее словно авантюристку, чье тело призвано сыграть роль в его дипломатических интригах. Когда-то Ришелье успешно прибегал к услугам умных, пылких и красивых заговорщиц, одержимых демоном интриг, обожавших бурную жизнь, не стеснявшихся компрометировать свое имя и… продаваться ради великих целей, смысл которых зачастую был им неизвестен. Мадам де Шеврёз, бывшая подруга Анны Австрийской, которую Анжелика встречала при дворе, была тому живым примером. В поисках новой авантюры ее некогда прекрасные глаза под морщинистыми веками выслеживали начало заговора, принимая таинственный вид при любой новости. Она вызывала у наглой придворной молодежи жалость вперемешку со смехом. Анжелика уже видела себя в недалеком будущем этакой вернувшейся фрондеркой, которую больше никто не слушает, в большой, вышедшей из моды фетровой шляпе со страусиными перьями, которые раньше носили военные.

Она едва не расплакалась от жалости к себе. Вот как король поступает с ней! Теперь, когда он получил «свою» Монтеспан, ему безразлично, где и кому дарит свои милости Анжелика. Она обязана «служить» его королевским целям! И все.

Чувствуя, что нервы напряжены до предела, Анжелика велела отвезти себя к Савари. Она хотела попросить у него снадобье, чтобы спать ночами без сладострастных снов Шехерезады.

Аптекарь, вооружившись небольшой кисточкой, подписывал латинские названия на больших деревянных сосудах, где он хранил свои травы и порошки. Чтобы чем-то заполнить нетерпеливое ожидание, он раскрасил их в яркие цвета. Все его мысли были заняты мумиё. Он бросился к Анжелике в безумной надежде, что она принесла бесценный флакон.

— Подождите, хотя бы пока посол преподнесет мумиё в дар его величеству! И я не могу вам обещать, что тотчас получу к нему доступ…

— Вы сможете. Вы все можете! И помните, прием должен быть роскошным! Блистательным! И много цветов.

— Но сейчас зима.

— Не важно! Нужны цветы. Особенно герани и петунии. Это любимые цветы персов.

Уже в карете она спохватилась, что забыла попросить у Савари лекарство для успокоения нервов.

Кроме того, она забыла поговорить с Бахтиари-беем о шелковом договоре.

Эх, очевидно, никогда из нее не получится хорошего посла.