Анжелика Маркиза Ангелов

Любовь и французы. Часть 4: Тайные браки и похищенные красавицы

Похищения и тайные браки представляли собой бич того времени, и в конце концов в 1659 году они были запрещены королевским декретом, который, однако, не оправдал возлагавшихся на него надежд. Тем не менее придворные дамы немало посмеялись, прикрываясь веерами, над одним тайным браком, обернувшимся трагикомедией: мадам де Мейльере, знатная вдова, тайно вышла замуж за бывшего пажа ее мужа, месье Сен-Рута, молодого геркулеса, который свою так восхищавшую мадам до брака силу использовал для того, чтобы безжалостно ставить супруге синяки. Поначалу несчастная дама не смела жаловаться, стыдясь признаться, что вступила в тайный брак с настоящим хамом, но, поскольку побои продолжались, она, в конце концов, поверила свое горе верховному судье в вопросах брака — его величеству, который лично прочел Сен-Руту нотацию. Однако привычка Сен-Рута бить жену пустила к тому времени слишком глубокие корни, чтобы он мог отучиться от нее. Поскольку он был способным офицером, король послал его за границу, надеясь, что это смирит его воинственный дух, и в конце концов Сен-Рут был убит в Ирландии выстрелом из орудия.

Авторы сентиментальных романов о мушкетерах, похищениях, веревочных лестницах и побегах из монастырей не были такими смешными, как казалось последующим поколениям; все эти захватывающие события имели место в действительности, причем довольно часто. Они были составляющей тогдашней моды на агрессивный, в испанском духе, стиль отношений. Мужчины напускали на себя воинственный вид и расхаживали с надменной миной, которую в своем Франсыоне высмеял сатирик Сорель: «Вы должны ходить в высоких сапогах, даже если у вас нет коня; вам надлежит отрастить до самых глаз устрашающие усы; вы должны носить огромную рапиру и с ее помощью населять воображаемыми трупами кладбища; вы должны ступать горделиво, как ходячая супница, уперев руки в бока».

В 1607 году сеньор де Пьерфор похитил мадемуазель де Фонтанж. Отец девушки осадил его замок и умолял короля «исправить положение, которое с каждым днем ухудшается». В 1611 году граф де Брэзм отправился в полночь в Отель де Немур и пробрался в спальню мадемуазель де Сенектер. В 1630 году шевалье де ла Валетт похитил дочь президента Эймара и скрылся с нею на галере. В 1650 году месье де Бурбон похитил мадемуазель де Сальнев, которая защищалась, как тигрица; ее дядя, пытавшийся прийти к ней на выручку, был убит. Молодая женщина только после рождения ребенка согласилась выйти замуж за своего похитителя. Многих девушек похищали из монастырей (куда они были помещены против воли) и даже из карет — в самом центре Парижа. Герцог де Майенн, чтобы обеспечить своего еще маленького тогда сына богатой невестой, похитил Анну де Комон ла Форс, которой было двенадцать лет, и поручил ее заботам своей жены, с тем чтобы его сын, когда станет достаточно взрослым, мог на ней жениться.

Другая нашумевшая история произошла с мадемуазель Роклор, безобразной горбуньей, томившейся в монастыре, откуда молодой герцог де Роган похитил ее. Герцог был страстным игроком и в то время очень нуждался в богатой супруге. Родители обсуждали возможность брака герцога с этой несчастной девицей, обиженной природой, но не сошлись во мнениях относительно финансовой стороны этого предприятия. Тогда герцог задумал похищение и тайный брак — мадемуазель Роклор с радостью одобрила и то, и другое. Настоятельнице монастыря не позволялось выпускать мадемуазель из обители иначе как в сопровождении мадам де Вьевиль, подруги ее матери. Герцог преодолел это затруднение, нарисовав на дверцах своей кареты герб этой дамы и приготовив подложное письмо якобы от нее, которое полностью ввело в заблуждение добрых Дочерей Святого Креста. Настоятельница проводила свою подопечную до кареты, где сидела ее гувернантка; и, как только карета завернула за угол, в нее вскочил Роган. Заткнув гувернантке рот носовым платком, чтобы заглушить крики, герцог нежно обнял свою невесту. В доме его близкого друга все было готово для тайной брачной церемонии: священник, свидетели (герцог де Аорж и граф де Риэ) и пышный банкет. После венчания невесту и жениха подобающим образом разоблачили и оставили в постели, где они провели часа два-три; после чего отпраздновали это событие, а затем молодая дама вернулась, чтобы целомудренно провести остаток ночи в своем монастыре.

Однако в Оверни похищение невесты у дворян превратилось в устоявшийся обычай, и, если ухажер не похищал девушку, она считала себя обиженной. Для родителей было обычным делом «планировать поездку, во время которой жених, заранее предупрежденный будущим тестем, внезапно появлялся на дороге, чтобы похитить невесту и, посадив на коня, увезти ее к себе».

Читай также:  Клим Жуков об альбигойском крестовом походе

Людовик XIV не одобрял этого обычая, которым было легко злоупотребить, и за похищение полагалась смертная казнь через повешение, но жители Оверни разрешили эту проблему: на виселицу вздергивали куклу, изображавшую похитителя, а сам он ужинал с теми, кто его судил, и произносил тост за смехотворный приговор и его исполнение.

Одним из наиболее громких скандалов той эпохи было предпринятое маркизом де Бюсси-Рабютеном похищение мадам де Мирамион. Маркиз приходился кузеном мадам де Севинье и происходил из семьи, знаменитой своей оригинальностью и остроумием, — эта фамилия вошла в словарь Литтре, где глагол rabutiner можно встретить наряду с marivauder в значении «флиртовать в галантной и веселой манере» (думаю, что первой, кто употребил слово rabutinade, была мадам де Севинье). Бюсси, бывший самым отъявленным rabutin`ом из многих, делил свою жизнь между армией и парижскими гостиными, подобно многим повесам того времени. Знаменитая история с похищением произошла в 1648 году, в то время когда богатые буржуа косо смотрели на обедневших отпрысков аристократических семей — многие из этих дворян вступали в брак с их дочерьми, меняя титул на деньги. Женить сына на богатой буржуа пришлось даже мадам де Севинье, и поражаешься, читая, как эта дама, обычно отличавшаяся добросердечием, виновато улыбаясь, представляла друзьям свою невестку, объясняя им, что «даже самую плодородную землю необходимо унавоживать время от времени»!

Бюсси сражался под началом принца Конде; ему было тридцать лет, он был вдовцом, имел трех дочерей и солидные долги. Единственным выходом из положения было найти богатую невесту. Едва оправившись от лихорадки, которую он подхватил в каталонской кампании, Бюсси приехал в Париж и остановился в округе Тампль, у своего дяди, Великого Приора Мальтийских рыцарей. Всезнающие соседи осведомили его, что поблизости живет очаровательная молодая вдова — всего семнадцати лет от роду, — к несчастью, буржуа, но с огромным приданым в четыреста тысяч луидоров. Бюсси, заинтересовавшийся молодой женщиной, спросил, как он может ее увидеть. Доброжелательный сосед, месье Ле Бокаж, познакомил Бюсси с духовником дамы, который пообещал все устроить — за вознаграждение. Бюсси проявил в этом деле чрезвычайную наивность. Он щедро заплатил священнику и ухитрился поймать взгляд мадам де Мирамион (так звали вдову) в церкви Милосердных Отцов на улице Архивов. Он нашел, что она весьма мила; позднее духовник уверял Бюсси, что дама была без ума от его элегантности. На самом деле она даже не обратила на него внимания, но Бюсси настолько привык к легким победам, что ни на минуту не усомнился в словах святого отца. Его личный салон был полон портретов женщин, которых он любил; таков был модный аристократический обычай того времени. Каждый портрет был снабжен соответствующей подписью, представлявшей собой краткое суждение о характере дамы и о любовной интриге, вынесенное после прекращения отношений. Например, подпись под портретом маркизы де Бом гласила, что она была «милейшей любовницей во Французском королевстве, а также самой любезной — но, к сожалению, самой неверной!»

По словам духовника, мадам де Мирамион готова была выйти замуж за маркиза, но семью, которая предпочла бы видеть ее женой какого-нибудь богатого и здравомыслящего буржуа, было не так легко убедить. Однако все можно устроить, было бы время и были бы… Второй кошелек Бюсси исчез в кармане достойного священнослужителя. Тот сказал, что у него есть план, и Бюсси доверчиво, ни о чем больше не расспрашивая, оставил все детали на усмотрение священника. В это же время он присоединился к армии на севере и посвятил в свои планы принца. Конде, которого всегда чрезвычайно занимали сердечные дела, ободрил Бюсси.

Вскоре пришло письмо от духовника дамы, не очень ясное, но, по-видимому, намекавшее, что в случае если родственники прекрасной вдовы будут продолжать противиться нежелательному браку, Бюсси следует пойти на решительный шаг. «Я думал, — писал Бюсси много времени спустя, — что она сама хочет быть похищенной». Бюсси обсудил положение дел с принцем Конде, который полностью одобрил идею похищения, — в тот год принц уже дал свое благословение трем похитителям как минимум — месье де Сент-Этьенну, увезшему мадемуазель де Сальнон, сеньору де Шабо, умыкнувшему мадемуазель де Роган, и Колиньи, чьей добычей стала мадемуазель де Бутвиль. Принц предоставил Бюсси специальный отпуск, чтобы тот вернулся в Париж и привез королю весть о победе при Перонне. Конде даже предлагал маркизу свой замок в качестве гнездышка для медового месяца, но Бюсси уже вознамерился увезти невесту в принадлежавший его дяде замок Лоней. Дело пошло вкривь и вкось с первых же шагов. По пути в Париж Бюсси встретил друга, которому он вез письмо от сына, бывшего офицером у Конде. В письме говорилось о победе при Перонне. Новость молниеносно распространилась, и, когда Бюсси на следующий день предстал перед кардиналом Мазарини, ему ледяным тоном объявили, что привезенную им новость еще накануне вечером знал весь Париж. Бюсси не повезло, но тут ничего нельзя было поделать, и маркиз занялся организацией похищения. Духовник мадам де Мирамион, сообщив маркизу, что та собирается предпринять паломничество в Мон-Валерьен, и получив третий — и последний — кошелек золота, исчез, и более его никто и никогда не видел. Он больше не был духовником прекрасной вдовы — она отказалась от его услуг, не желая терпеть неподобающие священнику заигрывания, — но Бюсси об этом было неизвестно.

Читай также:  Интервью с Дара и Оливье Мило — авторами манги «Анжелика»

Седьмого августа набожная мадам де Мирамион вместе со своей свекровью, дамой-компаньонкой и дворянином, вызвавшимся их сопровождать, уселись в карету. Когда они доехали до моста Сен-Клу, выскочившие из-за стены люди Бюсси схватили вожжи и заставили лошадей свернуть к Булонскому лесу, который в те дни кишел разбойниками, так что через него никто не осмеливался проезжать иначе как с многочисленным эскортом. Свекровь пыталась напасть на солдат и, высунув голову из окна кареты и отчаянно крича: «Я — мадам де Мирамион! Я — мадам де Мирамион! Предупредите мою семью!» — бросала изумленным крестьянам на дороге пригоршни монет. «Вздор! — смеялись солдаты, чтобы успокоить толпу. — Она сумасшедшая, мы везем ее в больницу по распоряжению его величества». Несомненно, бедная старушка, растрепанная и растерзанная, и в самом деле могла показаться сумасшедшей.

Старинная гравюра с изображением запряженной лошадьми кареты времен Людовика XIV, Франция 17 век

Когда они остановились в лесу, чтобы поменять лошадей, молодая вдова попыталась скрыться, но ее вскоре вернули. «Она казалась очень растерянной», — замечал младший брат маркиза, мальтийский рыцарь Ги де Рабютен. До этого он верил, что похищение было предпринято с предварительного согласия вдовы, однако теперь у него стали возникать подозрения. «Это все из-за старухи, — весело отвечал ему старший брат. — Если бы не она, все бы пошло как по маслу». Он был так в этом уверен, что немного погодя бесцеремонно высадил старую даму из кареты вместе с ее спутником и компаньонкой, бросив их где-то в полях. Мадам де Мирамион-младшая одна продолжала это хаотическое путешествие. К вечеру лошади замедлили бег, и вдова, к ужасу своему, увидела, что они подъехали к мрачному замку, обнесенному стеной с бойницами. Подъемный мост опустился, скрежеща цепями, — ее карета медленно проехала под аркой и оказалась во внутреннем дворе. Дверца открылась, и молодой мальтийский рыцарь вежливо пригласил даму выйти. Она гордо отказалась и спросила, не он ли ее похититель. Рыцарь не поверил своим ушам. «Но, мадам, — возразил он, — я выполняю распоряжения моего брата, графа де Бюсси-Рабютена; я повинуюсь ему только потому, что мне дали понять, что вы принимали участие в подготовке этого предприятия». — «Я?! — воскликнула мадам де Мирамион. — Но я знаю графа не лучше, чем вас. А что до моего согласия — нет ничего, что бы менее походило на правду». Рыцарь, осознав, что произошла какая-то ужасная ошибка, обещал даме свое покровительство, и она наконец согласилась выйти из кареты и пройти в замок. Ее провели в комнату, и вдова, увидев на столе два пистолета, немедленно схватила один из них, чтобы защитить себя, если в этом возникнет необходимость.

Бюсси расхаживал взад-вперед в соседней комнате, когда брат рассказал ему о происшедшем. «Мне обещали овечку, а всучили львицу! — сказал маркиз. — Спроси у нее, не согласится ли она со мной увидеться». Едва взглянув на маркиза, мадам де Мирамион решительно заявила, что никогда не согласится связать с ним свою жизнь. Она бушевала, кричала и наконец — сраженная душевным волнением — упала замертво. Срочно послали за врачом в соседний город Санс. Доктор приехал с тревожными новостями. Гарнизон Санса, находившийся под командованием короля, собирается окружить замок. Вся провинция знала о похищении и гудела как потревоженный улей. Для офицера его величества ситуация приняла опасный оборот!

К счастью, мадам де Мирамион вскоре пришла в сознание, и Бюсси, объяснив ей, как и почему произошло недоразумение, предложил проводить ее в Санс. Но ее злоключения продолжались. Задолго до прибытия в Санс ее карета и провожатые, которых дал ей Бюсси, наткнулись на состоявший из солдат гарнизона вооруженный отряд. Люди Бюсси, видя, что их собираются атаковать, отвязали лошадей и оставили карету посреди поля, так что мадам де Мирамион пришлось пешком добираться до Санса.

Читай также:  Автор комиксов про Анжелику выразил свои соболезнования

Когда она подошла к городским воротам, те оказались заперты. Ей говорили: «Мы не можем открыть — город на осадном положении — наши солдаты отправились освобождать похищенную даму!» — «Это я, это я!» — успела крикнуть мадам де Мирамион, прежде чем снова надолго лишиться сознания.

Мадам де Мирамион-старшей также пришлось пройти пешком несколько миль, прежде чем она нашла фермера, который отвез ее обратно в Париж на телеге. Добродетельные парижские буржуа  были в шоке. Восклицая: «Ну и распутники эти дворяне!» — они подали жалобу в суд. Аристократия потешалась над легковерием Бюсси, что для маркиза было хуже всякого судебного дела. Особенно презирал его принц Конде, который, тем не менее, помог несчастному выпутаться. Бюсси понадобилось два года, чтобы забыть об этом скандале.

Что до мадам де Мирамион, то она посвятила себя благотворительности (оказывая особое покровительство проституткам) и стала помощницей святого Венсана де Поля. Отель де Мирамион, аптека, где она приготовляла лекарства для бедных, сохранился до наших дней. Ныне в этом красивом здании, построенном в строгом стиле семнадцатого века — № 4 на набережной де ла Турнель, — размещается центральная аптека, обслуживающая парижские больницы, и Музей государственного призрения. Людовик XIV был высокого мнения о мадам де Мирамион и поручал ей раздачу милостыни в разных благотворительных учреждениях. Единственные сохранившиеся портреты прекрасной вдовы относятся к этому последнему, «благотворительному», периоду ее жизни. У нее было доброе лицо и улыбка святой. Из нее никогда не вышло бы подходящей жены для Роже де Бюсси-Рабютена, чья скандальная «Любовная история галлов» так задела Людовика XIV, что он приказал посадить ее автора за решетку. Бюсси на портрете тоже улыбается — но это улыбка неисправимого rabutin`а.

Полученный опыт не дал Бюсси более терпимо отнестись к своей любимой дочери-вдове, когда та собралась замуж за обаятельного буржуа месье де ла Ривьера. Бюсси сперва благоволил к нему, но затем внезапно изменил свое мнение. Его дочь купила дом в Шампани, где отцовская юрисдикция не имела силы, и там обвенчалась со своим возлюбленным. Бюсси принудил дочь удалиться в монастырь и оттуда написать мужу, что она разрывает с ним отношения. Затем, узнав, что она беременна, Бюсси увез ее в Париж и пытался отобрать у матери ребенка сразу после его рождения. Однако Ривьер выследил их, и ему удалось увезти дитя. Бюсси имел наглость заявить, что брак его дочери был недействительным, но парламент решил иначе, и ребенка признали законнорожденным. Бюсси был в бешенстве. Он слышал, что прапрадед месье де Ривьера был виноградарем, — обвенчаться с ним значило унизить свое достоинство! К стыду его дочери, та в конце концов… согласилась с отцом и отказалась возвращаться к мужу.

Декрет Людовика XIV, запрещавший похищения, не мешал этому монарху, когда ему было выгодно, самому прибегать к подобной чрезвычайной мере. В 1662 году он приказал похитить восемнадцатилетнюю Марианну Пажо, дочь аптекаря, приставленного к сестре герцога Лотарингского, который ее полюбил. Король на основании прошения сестры герцога, которая была полна решимости помешать этому мезальянсу, послал государственного секретаря Ле Телье в сопровождении тридцати гвардейцев прервать свадебный банкет. Ле Телье попросил позволения переговорить с невестой наедине. Он дал ей двадцать четыре часа на размышление, чтобы та решила, желает ли она стать герцогиней Лотарингской; в случае если Марианна скажет «да», его величество требовал, чтобы она убедила герцога дать письменное согласие на передачу герцогства Лотарингского Франции (герцог к тому времени уже дал согласие на то, чтобы это произошло после его кончины). Марианна не согласилась на позорное предложение. Простившись с герцогом, она удалилась, не пролив и слезинки. Ле Телье проводил ее в монастырь Ла Виль л’Эвек. Спустя несколько дней Марианна вернула драгоценности — подарки герцога во время их недолгой помолвки — стоимостью в миллион франков, а через несколько лет вышла замуж за маркиза де Лассейя, эксцентричного вдовца, оставившего свою должность при дворе, чтобы жить с ней в своем замке в Нормандии. Маркизу было всего двадцать шесть лет, когда Марианна скончалась, и он предпринимал героические усилия, чтобы остаться вдовцом, но в 1696 году все-таки женился в третий раз. Всех своих супруг он, по-видимому, нежно любил, — об этом можно судить по молитве, сочиненной им в конце жизни: «Моя дорогая Марианна, моя дорогая Жюли, моя дорогая Бузоль, молите Господа за меня! Боже, сделай так, чтобы я смог вновь увидеть их всех, когда закончу свое земное существование!»