Глава 2
Анжелика спросила, кому принадлежит оружие. Из толпы вышел молодой человек в кожаной жилетке с бахромой и неторопливо подошел к ней. Он тоже показался ей знакомым, похожим на всех этих Л’Обиньеров, Модреев и прочих, которых она встречала в Катарунке или Вапассу.
С некоторым замешательством он стянул шерстяной колпак, только для того, чтобы снова поспешно надеть его обратно. Не потому, что у него, как у старого Маколле отсутствовал скальп — напротив, его голову украшала великолепная шевелюра — а потому, что он и его красный канадский «ток» были словно одним целым, и снимать его он считал необходимым только в церкви или, в крайнем случае, перед губернатором или королем, если последнему однажды вздумается посетить Канаду.
Но сейчас он решил расширить список и добавить к нему еще один повод обнажить голову. А именно эту высокопоставленную даму, с проницательным, но приветливым взглядом и многозначительной улыбкой, заставляющей беспокоиться не прознала ли она о тебе чего-то лишнего.
— Как вас зовут, месье? — любезно спросила Анжелика.
— Мартен дю Лугр, по прозвищу Зоркий глаз, к вашим услугам, мадам.
— Что ж, месье дю Лугр, у вас прекрасное голландское оружие.
Она улыбнулась еще шире, словно хотела добавить: «…которое вы скорее всего выменяли за меха в какой-нибудь приграничной фактории неподалеку от Новой Англии или Оранжа[1]». Но Анжелика решила не смущать юношу. Немного помолчав, она продолжила, как ни в чем не бывало.
— …Оно, конечно, отличается от пистолетов французского производства, с которыми мы привыкли иметь дело, но которые, вероятно, здесь трудно раздобыть. Впрочем, какая разница… Померимся же силами, месье!.. Так или иначе, преимущество остается за вами, ведь вы будете стрелять из своего ружья. Вы начнете первым, а раз уж вас величают Зоркий глаз, вы, очевидно, отменный стрелок, и я не уверена, что после вас чем-то удивлю собравшихся. К тому же я впервые держу в руках этот мушкет и могу лишь надеяться выступить с вами на равных.
С этими словами она встала и протянула мужчине ружье.
Охотник взял его и, хмыкнув, кивнул в ответ. Участие в состязании не входило в его планы, но деваться было некуда. Присутствующие переглянулись, и Анжелика поздравила себя с тем, что выбрала верную тактику. Соревнуясь с опытным стрелком, она могла показать им свое мастерство в обращении с оружием так, чтобы это не выглядело проявлением колдовских способностей.
Юноши установили мишень. Выбранное расстояние показалось Анжелике вполне приемлемым. Она достойно пройдет испытание.
Пока соперник заряжал и готовил мушкет, Анжелика наблюдала за ним.
Зеваки расступились, чтобы освободить им место. Спокойствие и любезность Анжелики окончательно развеяли враждебность толпы, ожидающей маленького представления. Поединок вдруг приковал всеобщее внимание.
Следуя указаниям старого Карильона, которые тот раздавал требовательными движениями длинных костлявых пальцев, Зоркий глаз сообщил, что, так уж и быть, постарается попасть в середину натянутой шкуры, а потом собьет закрепленное на окружности перо.
Мужчина выстрелил. Пуля поразила мишень не совсем по центру, но на таком расстоянии это был прекрасный результат. Потом, перезарядив ружье и хорошо прицелившись, он, как и обещал, задел перо.
Наступила очередь Анжелики, и она попросила соперника подержать ей оружие. Молодой траппер рассматривал ее с любопытством, ведь ему никогда раньше не доводилось помогать заряжать тяжелый мушкет знатной даме с такими изящными руками. Ловкие движения Анжелики, пока она прочищала ствол, засыпала порох и закрывала затвор, сопровождались одобрительными кивками с его стороны. Охотник понял, что она отлично знает, что делает, ведь Анжелика лишь уточнила некоторые детали относительно поджигания запала, от которого, вероятно, успела отвыкнуть.
Все повседневные деревенские звуки как будто смолкли и вокруг стало так тихо, что можно было услышать жужжание мухи. Затаив дыхание, собравшиеся наблюдали за увлекательным спектаклем, развернувшимся перед ними. Даже индейские ребятишки присмирели.
Толпа задрожала от волнения и восторга, когда Анжелика подняла ружье и с легкостью, несмотря на его вес, положила на плечо.
Люди внимательно следили за всеми ее движениями: уверенными, спокойными и вместе с тем быстрыми. Безотчетно, многие прониклись изяществом, с которым Анжелика склонила голову к прикладу, чтобы лучше прицелиться. Казалось, оружие стало ее сообщником, и она шепчет ему: «Потрудимся вместе, друг мой! Достигнем цели!»
Виль д’Авре ликовал.
— Мадам де Пейрак великолепна, не так ли?! — маркиз склонился к отцу Дафарелю, который по-прежнему оставался безучастным к происходящему.
Анжелика опустила мушкет и спросила почтенного Карильона, что он предпочитает: чтобы она попала в центр мишени или в отверстие, оставленное Зорким глазом.
Старик расхохотался, обнажив беззубый рот, и жестом одобрил второй вариант, который требовал большей ловкости. Анжелика снова положила ружье на плечо, затем, хорошо изучив траекторию, еще раз отвлеклась и попросила — если присутствующие, конечно, не против — отодвинуть мишень примерно на один туаз[2] назад. Человек двадцать бросились выполнять поручение, в то время как остальные принялись восторженно обсуждать происходящее. Какая дерзость! Эта женщина заставляет их изнывать от любопытства! Недаром поговаривают, что она не так проста. Если она сумеет поразить цель с такого расстояния, то это и впрямь волшебство!
Интерес толпы достиг апогея, все буквально сгорали от нетерпения.
Анжелика, почувствовав, что публика созрела, наконец решилась. Все эти перемещения позволили ей выиграть время, чтобы лучше почувствовать оружие. Она быстро вскинула мушкет и на этот раз так стремительно выстрелила, что большинство людей даже не успели опомниться и решили, что им почудилось. Сразу же подбежали к мишени и увидели, что в ней по-прежнему зияло только одно отверстие, но с небольшой новой вмятиной на одном из краев — след от второй пули. К тому же ружье в руках Анжелики все еще дымилось, и она, не теряя времени, уже перезаряжала его при помощи Зоркого глаза, а когда любопытные отошли в сторону, вновь подняла его и прицелилась. Она сбила перо и, как ни в чем не бывало, вернула оружие молодому трапперу.
— Вот, — сказала она, обращаясь к окружающим. — Я выстрелила и, думаю, доказала вам, что Анастаха не обманывал, превознося мои таланты. Да, я умею стрелять так же хорошо, как и месье дю Лугр, но я не колдунья. Чтобы там ни говорили…
Такая искренность и прямота застали людей врасплох, и Анжелика сразу же расположила к себе публику. Послышался смех, затем поднялся шум. Всеобщие восторг и воодушевление вкупе с чувством облегчения прорвались наружу. Дружески похлопывая друг друга по спине, жители поселка начали живо обсуждать увиденное. Анжелика заметила мужчину в жилете и суконной куртке, похожего на торговца, который отсчитывал пистоли какому-то трапперу. Значит, она не ошиблась, предполагая, что пари заключались еще до ее приезда в Тадуссак.
Вдруг до них донеслись чьи-то выкрики:
— Мы идем!.. Держитесь!
Им вторили призывы со стороны форта:
— Ну же! Крепитесь! — голосили трое солдат гарнизона.
Наспех надев свои синие мундиры, сжимая оружие в руках, они бежали к церкви, в то время как с берега на холм быстро взбирался строй вооруженных матросов с «Голдсборо», ведомый Жаном Ле Куеннеком.
Шлюпка, ощетинившись дулами пушек и мушкетов, отплыла от корабля и на всех парах приближалась к причалу. На носу лодки с саблей наголо стоял Эриксон.
При виде взаимного наступления, все оцепенели.
— Что происходит? — воскликнула Анжелика, обращаясь к Жану, который прорвался сквозь толпу и, запыхавшись, замер в нерешительности, обнаружив ее мирно сидящей рядом со старым Карильоном.
— Что происходит? — повторили канадцы, вновь охваченные тревогой из-за этих непонятных перемещений.
— Надо у вас спросить… — проворчал один из солдат форта.
Обе «армии» в недоумении переглянулись и повернулись к собравшимся в ожидании объяснений.
— Почему стреляли? — спросил Жан. — Мы решили, мадам, что вы в опасности.
— Мы тоже услышали пальбу, — подтвердил королевский сержант.
Тем временем подоспел Эриксон. Мессир де Пейрак, как только вернулся на корабль, сразу поручил ему весь день оставаться настороже, ведь графиня на берегу. Может, все пройдет спокойно, а может, и нет!.. Когда раздались выстрелы, Эриксон подпрыгнул, словно потревоженная жаба, и велел спустить шлюпку… Теперь он стоял, сжимая в массивном кулаке большую абордажную саблю, и выискивал взглядом, кого бы разрубить.
Пришлось снова объяснить.
Не было нужды разворачивать артиллерию. Всего лишь небольшое сельское соревнование. Между тем от проницательного взгляда местных жителей не скрылось, какими внушительными силами располагала графиня де Пейрак, если бы в Тадуссаке ей вдруг пришлось постоять за себя. Трое стоявших рядом солдат гарнизона выглядели жалко, несмотря на их храбрость.
Новоприбывшие незнакомцы, которых называли пиратами или корсарами с Французского залива, были вооружены до зубов. И какое у них прекрасное оружие, новое, современное и отличного качества!
Но, в конечном счете, следовало признать, что именно ОНА, дама Серебряного озера, внушала ужас некоторым квебекцам, которые никогда ее не встречали, тогда как другие — индейцы, трапперы, — из тех, что, напротив, знакомы с ней — говорили о графине де Пейрак так, словно она была посланницей небес.
Сначала они сомневались. Она предстала перед ними неспешно поднимающейся на холм, держа за руки детей.
Кого они, собственно, ожидали увидеть? Какую-то невероятную женщину, ведь поговаривали, что она очень красива, но губительной и опасной красотой, которая сражает наповал и ранит в самое сердце. А в итоге, их первой реакцией было скорее удивление, почти разочарование.
Жители Тадуссака пытались отыскать в ее чертах отпечаток греха и приготовились осенять себя крестом, едва она посмотрит на них, но события развернулись совсем иначе. Кроме того, ее красота не казалась магической. В простой накидке с белым воротничком и косынке, покрывающей волосы, она выглядела почти такой же обычной канадкой, как и они.
Но она неожиданно улыбнулась. Потом не менее неожиданно выстрелила, повернулась к ним и сказала:
— Видите! Я не колдунья…
И все-таки это была ОНА…
— Мама! Мне жарко, и я хочу пить, — закапризничала Онорина, которой стало скучно, как только прекратили говорить о выстрелах или войне.
Солнце, и правда, припекало. Несмотря на приближение зимы, днем оно грело довольно сильно, как это и бывает в северных краях, расположенных неподалеку от полюсов. Его лучи, скапливаясь у земли, отбрасывали более насыщенные тени, глубоких темных цветов. Вслед за сумерками неизменно наступала ледяная ночь, но дневные часы все еще могли быть жаркими, сухими и удушливыми, поэтому само собой многих мучила жажда.
Какая-то женщина подошла к Анжелике и спросила:
— Не хотите ли пива, мадам?
— Благодарю вас, но я бы предпочла молоко. Мы так давно его не пили.
— Идемте все ко мне, — пригласил Виль д’Авре. — А славная Катрин-Гертруда принесет нам что-нибудь прохладительное.
Он взял Анжелику под руку.
— У вас и в Тадуссаке есть дом? — спросила она.
— Нет, обычный склад… Для моих товаров. Один работник присматривает за ним в мое отсутствие, и у него есть ключ. Это недалеко от пристани.
Внутри добротного деревянного строения с каменным фундаментом находились длинный стол из тех, куда торговцы обычно складывают пушнину, и весы для скобяного товара. Огонь разводили в очаге, сложенном в углу из больших камней.
Склад маркиза де Виль д’Авре был богато обставлен. Сторожем оказался тот самый мужчина в суконной куртке, который недавно на площади проиграл пари трапперу. Видимо, он получал неплохой процент с прибыли от сделок маркиза, так как Виль д’Авре понимающе подмигнул ему, пока вполголоса пояснял Анжелике:
— Когда я возвращаюсь из Акадии, то предпочитаю оставлять часть товаров здесь, а затем постепенно переправляю их в Квебек. Вы же понимаете… В наше время пошлины накладывают без разбора, непонятно кому и как. Для меня утратили бы всякий смысл доходы с Акадии — учитывая ценой каких опасностей они мне достаются, как вы могли заметить, — если бы я позволял им таять у меня на глазах и исчезать в недрах неразумного бюджета.
— А интендант Карлон в курсе?
— Безусловно. Но это мелочи, на которые у него не хватает времени. Месье, которого вы видите, служит в Северной Компании[3]. Он оказывает мне содействие и оформляет товар под своим именем, тогда как его непосредственный начальник, месье Дюкре, мнит себя королем Тадуссака и ни о чем не догадывается. Какой прекрасный вид открывается отсюда, не правда ли?! Но в Квебеке, из моего маленького домика, где вы поселитесь, он еще красивее… Ах! Я вижу вдалеке паруса. Это вне всяких сомнений, маневрирует флот мессира де Пейрака.
Склад маркиза был открыт сразу по его прибытии. Он явно рассчитывал показать его Анжелике, потому что, как только они вошли, обнаружили внутри кота, устроившегося на столе, словно у себя дома.
— Да, сегодня утром мы высадились на берег вместе, — весело заметил Виль д’Авре. — Он очень привязался ко мне.
На плоских камнях очага горел огонь.
Жители поселка последовали за ними вместе с индейскими детьми и собаками в первых рядах и теперь толпились у входа.
— Давайте успокоимся, — велел маркиз, весьма довольный собственной популярностью. — Вы покорили их сердца, — добавил он уже Анжелике.
Женщина, предложившая пиво, вернулась с глазурованным глиняным кувшином теплого парного молока. Вместе с ней пришли ее дочери и невестки и принесли хлеба и яиц. Анжелика с детьми устроилась на скамейке у очага. Кот настороженно смотрел на заметивших его собак.
— Это кот мадам де Пейрак, — пафосно воскликнул Виль д’Авре, — не вздумайте причинить ему вред.
Собак тотчас прогнали пинками на улицу. Женщины предложили взбить яйца в молоке для прелестных детей мадам де Пейрак. Они восхищались пухлыми щечками Керубино, прекрасной шевелюрой Онорины, в то время как мужские взгляды все чаще с интересом обращались к молодым девушкам, сопровождавшим Анжелику.
По слухам, это были «дочери короля». Откуда они прибыли? Из Парижа? Из провинции? Кто привез их сюда? Собирались ли они искать мужей в Канаде?
— Увы, как только все узнают, что мы бесприданницы… — со вздохом шепнула Генриетта на ухо Жанне Мишо.
Из всего, что им пришлось пережить, больше всего девушек огорчала потеря королевских ларцов с приданым. Без него, кому они нужны в Канаде? Им придется пойти в услужение и в течение многих лет копить деньги, чтобы, или самим прилично устроиться здесь, или вернуться во Францию. Но сейчас не время грустить, ведь помимо пива и сидра, их угощали какими-то крепкими напитками, одни из которых были прозрачнее бриллианта, другие темнее, чем желтый топаз.
— Стоит признать… у нас и правда превосходные напитки! — нахваливал сторож.
Изрядно повеселевший экипаж «Голдсборо» приветствовал его слова с воодушевлением, которое становилось все заметнее с каждой наполненной до краев глиняной чашкой, привезенной из самой Нормандии или Перша.
— Наш кюре знает толк в дистилляции. Вот почему его не видно.
Жители принесли гостям также большой каравай пшеничного хлеба, сливочное масло и варенье.
— Люди здесь очаровательны, не так ли? — с умилением спросил Виль д’Авре у Анжелики. — Разве я вам не говорил?
Очаровательные — не совсем то слово, которое подходило местным канадцам. Невзгоды, тяжелая жизнь первопоселенцев, постоянная борьба с ирокезами и холодной зимой вылепили новую породу людей, суровых, крепко сложенных, то молчаливых, то своенравных, но все же, по большей части это был мирный народ, готовый оказать теплое и искреннее гостеприимство.
Одним словом, несмотря на французский флаг, развевающийся над фортом, здесь царила атмосфера свободного порта, напоминающая цензивы[4] Акадии. И хотя официально Тадуссаком управляли французские чиновники, они не желали прозябать в поселке крестьян и рыбаков и вместе со своими семьями предпочитали жить в Квебеке.
Их слегка презирали, и у них не было большой власти. По-настоящему тут хозяйничали представители торговых компаний, особенно пушных.
Анжелика вспомнила все те сомнения, страхи и опасения, что одолевали ее накануне, и поразилась, с какой легкостью события повернулись в их пользу.
— Теперь вы успокоились? Я же вам говорил, — сделав ударение на последней фразе, начал Виль д’Авре. — Все хорошо! Поверьте, в Квебеке произойдет то же самое. А знаете почему? Потому что французы — самые любопытные люди в мире. Они захотят УВИДЕТЬ ВАС! Кто лишит себя такого зрелища? Так и есть! Все в восторге от одного вашего появления…
Его речь прервал пушечный выстрел.
[1] Форт Orange (гол.: Fort Oranje) — первое голландское поселение в Новых Нидерландах, ныне г. Олбани штата Нью-Йорк, США. Название появилось в честь Вильгельма III Оранского-Нассау, правителя Англии, Шотландии, Ирландии и Нидерландов. В 1625 году представители Голландской Вест-Индской компании выкупили у индейцев племени Манахаттоу, которое жило в этих местах, остров и назвали его Манхэттеном, а поселению дали название Новый Амстердам. В 1664 году, англичане завоевали Новый Амстердам и переименовали его в Нью-Йорк в честь герцога Йоркского. По результатам Второй англо-голландской войны в 1667 году голландцы официально передали Нью-Йорк, а также форт Оранж, переименованный в форт Олбани, англичанам.
[2] Туаз — французская единица длины, использовавшаяся до введения метрической системы. 1 туаз = 1,949 м.
[3] Северная компания — торговая компания Новой Франции. Была основана в Квебеке 1682 году канадскими торговцами мехом, большинство из которых имело французское происхождение. Компания являлась основным конкурентом Компании Гудзонского залива, образованной англичанами 12 годами ранее.
[4] Цензива (фр. la censive) — в средневековой Франции форма наследственного землевладения неблагородных сословий, крестьян.
