Анжелика и заговор теней

Глава 3   На этот раз пушечный выстрел был настоящим. — Ничего страшного! Ничего страшного! — воскликнул маркиз де Виль д’Авре и тут же выбежал из дома. Он раскрыл небольшую подзорную трубу и поднес к глазам. —  Мессир де Пейрак оказывает помощь тонущему судну, которое следовало за нами, вот и все. — Тогда почему пальнула пушка? Все столпились на открытой площадке перед складом и пристально вглядывались в туманный горизонт, хотя почти ничего нельзя было увидеть, даже матросам с их отменным зрением. Один Виль д’Авре мог объяснить, что же случилось.     Время от времени по неспешным движениям белых парусов удавалось различить выполняемые вдали маневры. Затем снова последовала вспышка, а за ней — чуть приглушенное эхо взрыва. — Кажется, ситуация ухудшилась! — Невероятно, но стреляет тонущий корабль, — сообщил Виль д’Авре. — Действительно странно! Прикрыв глаза рукой от солнца, все внимательно смотрели на реку, пытаясь разгадать причину этой неожиданной стычки. Долгое время никто ничего не понимал и не знал, что произошло, поскольку развязка в морском деле всегда наступает нескоро. Пришлось набраться терпения и довольствоваться созерцанием белеющих пятен, которые все время то удалялись, то опять появлялись друг за другом, постепенно приближаясь, чтобы потом снова исчезнуть. Наконец кто-то крикнул: — Они идут сюда!… И правда, теперь корабли были так отчетливо видны, что не составляло труда пересчитать паруса на их мачтах. Это значило, что эскадра взяла курс на порт. Дальше события разворачивались стремительно. Белая и покачивающаяся на волнах армада увеличивалась прямо на глазах. Флот графа де Пейрака, кроме оставшегося в гавани «Голдсборо», сопровождал французское судно, которое с трудом ползло и заставляло постоянно опасаться, не перевернется ли оно на бок. К полудню, когда солнце достигло зенита они встали на рейд Тадуссака. «Ларошелец», маленькая яхта под командованием Кантора, вела за собой на буксире плененный корабль. Анжелика все еще беспокоилась, потому что не могла разглядеть силуэт Жоффрея ни на одной из палуб. Люди вокруг тоже притихли. Стали ли они свидетелями военных действий? С чьей стороны и против кого? Вскоре послышался звук якорных цепей, падающих в прозрачную речную воду. Все лодки перемешались. Пока корабельные шлюпки усиленно гребли к пристани, индейские каноэ, напротив, стремительно отчалили от берега и теперь, словно клещи, облепили борт французского судна, предлагая меха в обмен на выпивку. Анжелика рассматривала посудину, в нескольких кабельтовых от которой покачивались индейские суденышки и шлюпки Пейрака, задаваясь вопросом, «помог» ли этому кораблю Жоффрей или же захватил в плен. Она вдруг вспомнила слова Адемара: «А что, если на его борту герцогиня?» — и невольно побледнела… Тогда как окружающие ее канадцы снова понемногу оживились. Из их разговоров следовало, что они не готовы беспрекословно принять ни одну из сторон. Флот де Пейрака, эффектно и горделиво представший в лучах восходящего солнца перед жителями Тадуссака, произвел на них благоприятное впечатление. А вот поврежденное торговое французское судно, которое он привел с собой, напротив, вызвало подозрения. Вдруг кто-то воскликнул: — Но ведь это «Сен-Жан-Батист[1]», корыто этого мерзавца Рене Дюга из Руана. — Почему он так задержался?.. Теперь он не успеет вернуться… — Уж лучше бы он совсем затонул! — …Вечно привозит на борту каких-то негодяев. — Зато месье Гонфарелю из Квебека помогает еще больше разбогатеть. — Интересно, Дюга все еще его капитан? Тогда неудивительно, что стреляла пушка! Он скорее пойдет ко дну вместе с грузом, чем позволит кому-то сунуть к нему нос… Со всей той контрабандой, что он перевозит… Все спустились к пристани. Анжелика оказалась там именно в тот момент, когда граф д’Урвиль высаживался с частью нового экипажа. По своему обыкновению, весельчак Ролан не выглядел встревоженным, а скорее озабоченным. Он издали дружески приветствовал Анжелику. — Что произошло? — спросила Анжелика, подходя к нему. — Почему стреляли из пушки? — У кого-то на этом несчастном корабле сдали нервы. Мы окружили его, намереваясь представиться и предложить помощь, когда он неожиданно дал по нам залп, который лишь чудом не причинил вреда. Договориться с ними оказалось сложнее, чем мы рассчитывали. Может, они решили, что у нас злые намерения, или же капитан, несмотря на плачевное положение, предпочел утонуть, чем быть захваченным? Этот мужлан был то ли мертвецки пьян, то ли болен, я не знаю, из него ничего не удалось вытянуть. Пассажиры нижней палубы, переселенцы, находятся в ужасном состоянии. Треть из тех, кто взошел на борт, погибли во время путешествия… — Почему этот корабль добрался сюда так поздно? — Он одним из последних покинул Европу. Если бы ему улыбнулась удача, он бы успел обернуться туда и обратно. Но, увы, его преследовали бури, штили, поломки… Это то немногое, что мы смогли выяснить у людей на борту… Они не особо общительны. К ним подошел Виль д’Авре. — Поговаривают, в его трюмах находятся бочки французского вина, — сообщил он, — а именно — бургундского, наивысшего качества! — Вы, как обычно, уже обо всем осведомлены, господин маркиз, — ответил д’Урвиль, улыбаясь. — Надеюсь, мессир де Пейрак захватил его? — Разумеется, нет! Мессир де Пейрак собирается только осмотреть судно, прежде чем позволит ему продолжить путь в Квебек, чтобы оценить его боевые возможности и избежать риска оказаться перед лицом неприятеля под стенами города. Но он не намерен давать лишний повод приписывать себе репутацию пирата, которую ему и без того навязывают слишком часто. — Напрасно, — отрезал Виль д’Авре. — Я бы на его месте не колебался. Бургундское вино, да еще, судя по всему, из боннского[2] региона… Это было бы преступлением… И он тут же о чем-то задумался. Анжелика захотела подняться на «Голдсборо», чтобы обсудить с Жоффреем де Пейраком сегодняшнее утро, которое хоть и выдалось насыщенным, но в целом, прошло довольно успешно. Она попросила всех, кто оказал радушный прием, извинить ее и пообещала вернуться после обеда. Отдельно Анжелика поблагодарила канадку Катрин-Гертруду Ганвен, которая, как ей показалось, обладала среди поселенцев большим влиянием. На борту «Голдсборо» муж подтвердил слова графа д’Урвиля. Несмотря на бедственное положение, руанский корабль, благочестиво именовавшийся: «Сен-Жан-Батист», повел себя весьма враждебно. В конечном счете, это объяснимо, ведь его окружил незнакомый флот с требованием лечь в дрейф и представиться. Но у Жоффрея создалось впечатление, что появление этого судна в Тадуссаке способно им навредить. И он воспользовался оказанным им холодным приемом, чтобы действовать более жестко. — Я распорядился, чтобы экипаж ни при каких обстоятельствах не покидал корабль. Они могут помешать нам … Читать далее

Глава 2   Анжелика спросила, кому принадлежит оружие. Из толпы вышел молодой человек в кожаной жилетке с бахромой и неторопливо подошел к ней. Он тоже показался ей знакомым, похожим на всех этих Л’Обиньеров, Модреев и прочих, которых она встречала в Катарунке или Вапассу. С некоторым замешательством он стянул шерстяной колпак, только для того, чтобы снова поспешно надеть его обратно. Не потому, что у него, как у старого Маколле отсутствовал скальп — напротив, его голову украшала великолепная шевелюра — а потому, что он и его красный канадский «ток» были словно одним целым, и снимать его он считал необходимым только в церкви или, в крайнем случае, перед губернатором или королем, если последнему однажды вздумается посетить Канаду. Но сейчас он решил расширить список и добавить к нему еще один повод обнажить голову. А именно эту высокопоставленную даму, с проницательным, но приветливым взглядом и многозначительной улыбкой, заставляющей беспокоиться не прознала ли она о тебе чего-то лишнего. — Как вас зовут, месье? — любезно спросила Анжелика. — Мартен дю Лугр, по прозвищу Зоркий глаз, к вашим услугам, мадам. — Что ж, месье дю Лугр, у вас прекрасное голландское оружие. Она улыбнулась еще шире, словно хотела добавить: «…которое вы скорее всего выменяли за меха в какой-нибудь приграничной фактории неподалеку от Новой Англии или Оранжа[1]». Но Анжелика решила не смущать юношу. Немного помолчав, она продолжила, как ни в чем не бывало. — …Оно, конечно, отличается от пистолетов французского производства, с которыми мы привыкли иметь дело, но которые, вероятно, здесь трудно раздобыть. Впрочем, какая разница… Померимся же силами, месье!.. Так или иначе, преимущество остается за вами, ведь вы будете стрелять из своего ружья. Вы начнете первым, а раз уж вас величают Зоркий глаз, вы, очевидно, отменный стрелок, и я не уверена, что после вас чем-то удивлю собравшихся. К тому же я впервые держу в руках этот мушкет и могу лишь надеяться выступить с вами на равных. С этими словами она встала и протянула мужчине ружье. Охотник взял его и, хмыкнув, кивнул в ответ. Участие в состязании не входило в его планы, но деваться было некуда. Присутствующие переглянулись, и Анжелика поздравила себя с тем, что выбрала верную тактику. Соревнуясь с опытным стрелком, она могла показать им свое мастерство в обращении с оружием так, чтобы это не выглядело проявлением колдовских способностей. Юноши установили мишень. Выбранное расстояние показалось Анжелике вполне приемлемым. Она достойно пройдет испытание. Пока соперник заряжал и готовил мушкет, Анжелика наблюдала за ним. Зеваки расступились, чтобы освободить им место. Спокойствие и любезность Анжелики окончательно развеяли враждебность толпы, ожидающей маленького представления. Поединок вдруг приковал всеобщее внимание. Следуя указаниям старого Карильона, которые тот раздавал требовательными движениями длинных костлявых пальцев, Зоркий глаз сообщил, что, так уж и быть, постарается попасть в середину натянутой шкуры, а потом собьет закрепленное на окружности перо. Мужчина выстрелил. Пуля поразила мишень не совсем по центру, но на таком расстоянии это был прекрасный результат. Потом, перезарядив ружье и хорошо прицелившись, он, как и обещал, задел перо. Наступила очередь Анжелики, и она попросила соперника подержать ей оружие. Молодой траппер рассматривал ее с любопытством, ведь ему никогда раньше не доводилось помогать заряжать тяжелый мушкет знатной даме с такими изящными руками. Ловкие движения Анжелики, пока она прочищала ствол, засыпала порох и закрывала затвор, сопровождались одобрительными кивками с его стороны. Охотник понял, что она отлично знает, что делает, ведь Анжелика лишь уточнила некоторые детали относительно поджигания запала, от которого, вероятно, успела отвыкнуть. Все повседневные деревенские звуки как будто смолкли и вокруг стало так тихо, что можно было услышать жужжание мухи. Затаив дыхание, собравшиеся наблюдали за увлекательным спектаклем, развернувшимся перед ними. Даже индейские ребятишки присмирели. Толпа задрожала от волнения и восторга, когда Анжелика подняла ружье и с легкостью, несмотря на его вес, положила на плечо. Люди внимательно следили за всеми ее движениями: уверенными, спокойными и вместе с тем быстрыми. Безотчетно, многие прониклись изяществом, с которым Анжелика склонила голову к прикладу, чтобы лучше прицелиться. Казалось, оружие стало ее сообщником, и она шепчет ему: «Потрудимся вместе, друг мой! Достигнем цели!» Виль д’Авре ликовал. — Мадам де Пейрак великолепна, не так ли?! — маркиз склонился к отцу Дафарелю, который по-прежнему оставался безучастным к происходящему. Анжелика опустила мушкет и спросила почтенного Карильона, что он предпочитает: чтобы она попала в центр мишени или в отверстие, оставленное Зорким глазом. Старик расхохотался, обнажив беззубый рот, и жестом одобрил второй вариант, который требовал большей ловкости. Анжелика снова положила ружье на плечо, затем, хорошо изучив траекторию, еще раз отвлеклась и попросила — если присутствующие, конечно, не против — отодвинуть мишень примерно на один туаз[2] назад. Человек двадцать бросились выполнять поручение, в то время как остальные принялись восторженно обсуждать происходящее. Какая дерзость! Эта женщина заставляет их изнывать от любопытства! Недаром поговаривают, что она не так проста. Если она сумеет поразить цель с такого расстояния, то это и впрямь волшебство! Интерес толпы достиг апогея, все буквально сгорали от нетерпения. Анжелика, почувствовав, что публика созрела, наконец решилась. Все эти перемещения позволили ей выиграть время, чтобы лучше почувствовать оружие. Она быстро вскинула мушкет и на этот раз так стремительно выстрелила, что большинство людей даже не успели опомниться и решили, что им почудилось. Сразу же подбежали к мишени и увидели, что в ней по-прежнему зияло только одно отверстие, но с небольшой новой вмятиной на одном из краев — след от второй пули. К тому же ружье в руках Анжелики все еще дымилось, и она, не теряя времени, уже перезаряжала его при помощи Зоркого глаза, а когда любопытные отошли в сторону, вновь подняла его и прицелилась. Она сбила перо и, как ни в чем не бывало, вернула оружие молодому трапперу. — Вот, — сказала она, обращаясь к окружающим. — Я выстрелила и, думаю, доказала вам, что Анастаха не обманывал, превознося мои таланты. Да, я умею стрелять так же хорошо, как и месье дю Лугр, но я не колдунья. Чтобы там ни говорили… Такая искренность и прямота застали людей врасплох, и Анжелика сразу же расположила к себе публику. Послышался смех, затем поднялся шум. Всеобщие восторг и воодушевление вкупе с чувством облегчения прорвались наружу. Дружески похлопывая друг друга по спине, жители поселка начали живо обсуждать увиденное. Анжелика заметила мужчину в жилете и суконной куртке, похожего на торговца, который отсчитывал … Читать далее

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ТАДУССАК. Глава 1   — Внимание матросам! Глухой голос Эриксона сквозь рупор разносился над заливом, раздавая вводные приказы командным постам всех кораблей флота. — ВНИМАНИЕ МАТРОСАМ! Спустя некоторое время монотонная череда его распоряжений продолжилась. — Трави гитовы нижних парусов! Отдать шкоты грот-мачты! Тишина, воцарившаяся после первого призыва, сменилась громким топотом босых ног по палубе. Экипаж поспешил выполнить маневр. — Убрать паруса… Выбросить булинь… Отдать все гитовы! Окруженные бледно-розовой дымкой суда стояли в ряд один за другим. Над каждым из них звучали лишь голоса капитанов, повторяющие одни и те же команды, которым отвечали крики чаек и бакланов, парящих в туманном утреннем свете, где даже горизонт был еще практически неразличим. — МАТРОСЫ НА РЕИ! Проворные, как обезьяны, моряки бросились к вантам. — Разойтись по реям и по пертам… Вязать паруса!.. Анжелика находилась в носовой части «Голдсборо» вместе с Жоффреем де Пейраком. Здесь собрались и все пассажиры, наблюдавшие за выполняемыми вокруг них маневрами — матросы убирали паруса и корабль ложился в дрейф. Со смесью восторга и ожидания широко раскрытыми глазами смотрели они на разворачивающуюся перед ними панораму берега, усыпанного деревянными хижинами и более крупными домами из серого камня посреди фруктовых садов на склонах и участков обработанной земли, поблескивающих от легкой изморози. В центре возвышалась церквушка с остроконечной колокольней, от искусно выполненных кованых свинцовых деталей которой отражались рассеянные лучи утреннего солнца. По левую сторону от нее на краю уступа виднелся маленький деревянный форт с четырьмя башенками по углам и грубым донжоном, на его верхушке развевался белый флаг с тремя золотыми лилиями… — Тадуссак! Франция! Звон якорных цепей наполнил тихую бухту, отозвавшись эхом в прибрежных скалах из розового гранита, нависших над рекой Сагеней, воды которой смешивались здесь с бурным потоком Святого Лаврентия. Затем вновь наступила тишина, нарушаемая лишь криками птиц. Сквозь легкий тягучий туман то приглушенными, то яркими красками проступал пейзаж. Среди домов, расположенных на разной высоте, тут и там пурпурными и золотистыми пятнами пестрели вязы и клены, а белые струйки дыма, словно нарисованные кистью художника, длинными мазками поднимались над печными трубами. Голубоватое марево толстым слоем окутывало частокол маленького индейского лагеря, приютившегося между фортом и опушкой леса. — На первый взгляд, все спокойно, — сказал Пейрак, пристально всматриваясь в подзорную трубу. — Жители находятся на берегу, но не выглядят воинственно настроенными. И со стороны форта не слышно никакого шума. — Если они не посылали за подкреплением в Квебек, — заметил Карлон, — то едва ли в их гарнизоне наберется больше четырех солдат. — Спасибо за предупреждение, месье. Граф де Пейрак, сложив подзорную трубу, повернулся к интенданту Новой Франции и губернатору Акадии. — …Итак, господа, нам остается лишь сойти на берег. Ваше присутствие рядом со мной станет для этих славных людей отличным подтверждением моих самых мирных намерений. — О, наконец-то вы раскрываете все карты, — проворчал Карлон, — мы ваши заложники и вынуждены теперь маршировать впереди вас и ваших пушек. — Месье, вы совсем не в этом качестве поднялись на борт моего корабля. Вспомните! У вас не было другого выбора! Отплыть со мной или застрять на всю зиму на мели в каком-нибудь затерянном уголке реки Сен-Жан[1], брошенным среди дикарей восточного побережья под постоянной угрозой нападения англичан. Но, может быть, вы бы предпочли, с божьей помощью, оказаться на судне, которое на последнем издыхании следует за нами, готовое в любой момент пойти ко дну? Все сразу же обернулись, но из-за тумана, скрывающего горизонт, ничего нельзя было различить. — Им мы займемся позже, — сказал Пейрак. — Сначала Тадуссак. Виль д’Авре подмигнул в знак поддержки Анжелике и тем, кто обычно окружал ее: детям и молодым девушкам. — Я вернусь за вами, — шепнул он, слегка коснувшись ее. — Сейчас нужно уладить пару-тройку вопросов. — Я хочу увидеть маленького Иисуса из Тадуссака, — послышался голос Онорины. — Ты его увидишь, я обещаю. От корабля отплыла шлюпка в сопровождении двух больших лодок с вооруженными людьми на борту. Не считая этой предосторожности, создавалось впечатление дружелюбной атмосферы, как с одной, так и с другой стороны. Тем не менее каждый оставался начеку. Туман не позволял толком рассмотреть происходящее вдали. — Колокол, — послышался голос одной из королевских невест, — он звонит к заутрене. — Нет, это набат. С трудом различимый серебряный перезвон срывался с церковной колокольни и долетал до них с порывами ветра, вызывая у всех изгнанников до боли знакомые ощущения. Французская деревня… — Лишь бы… — А я увижу маленького Иисуса из Тадуссака? — снова умоляюще спросила Онорина. — Да, ты увидишь его. Всё вокруг по-прежнему выглядело безмятежным и напряжение постепенно ослабевало. Теперь Анжелика ясно осознала, какой характер хотел придать своей канадской экспедиции Жоффрей де Пейрак. Это был не более чем визит господина к господину, одного губернатора к другому. И Тадуссак лишь промежуточная остановка. У местных французских крестьян нет причин испытывать вражду к остальным французам, прибывшим к ним с дружескими намерениями. Пейрак с его людьми все время состояли в прекрасных отношениях с трапперами, находившими на его землях кров и защиту. Он повсеместно избегал, хоть и не без труда, применять силу в ответ на вооруженные провокации, и до сих пор мир ни разу не был нарушен. Об этом хорошо было известно уже около трех лет, благодаря тому, что путешественники, возвращаясь из его владений, рассказывали друг другу, что у господина из Мэна, там на юге, всегда можно обрести приют и выменять хороший товар. Анжелика догадалась, что за тревога периодически сковывала ее сердце. — Я боюсь не местных жителей, а исходящей от них силы и мощи. У них отменное чутье, и их не так легко обвести вокруг пальца, а можно только сдержать. Здесь, в Канаде с топором лесоруба, косой земледельца и ружьем охотника в руках крестьяне стали хозяевами земли, обрели свободу. Полные чувства собственного достоинства, благодаря верности идеям, которые привели их в Новую Францию, преодолевая наравне со знатью все опасности и трудности колониальной жизни, они уже представляли из себя отдельную расу, более независимую и цельную, чем их собратья во Франции. Шлюпка вернулась и причалила к борту «Голдсборо». Граф де Пейрак начал подниматься на палубу навстречу устремившейся к нему небольшой группе людей. Онорина щебетала, как ласточка. — Сюда, сюда! Мама, иди скорее сюда! Мы можем сойти на берег. Анжелика бросилась к мужу. — Все … Читать далее

Глава 7 Таинственный корабль, следующий за ними, показался в середине следующего дня. Он появился из зеленоватого тумана, дождем нависшего над рекой, который приглушал яркие краски леса и очертания тусклого горизонта. Флот Пейрака, стоявший полукругом поперек широкой реки Святого Лаврентия, преграждал приближающемуся судну проход. Как и предсказывал граф, им оказался задержавшийся в пути торговый корабль. Он медленно и тяжело продвигался к финальной точке путешествия, не без потерь преодолев все неудачи и превратности судьбы, с которыми пришлось столкнуться в пути. Судно дало крен на правый борт и осело настолько ниже ватерлинии[1], что время от времени из-за волнения реки удавалось разглядеть только его мачты и рваные паруса. Когда пенные гребни становились выше, корабль совсем пропадал из виду, и возникало впечатление, что он затонул. Он держался на расстоянии, словно пугливое, смертельно раненое животное, вынужденное скитаться, не имея возможности ни вернуться назад, ни идти вперед, рискуя попасть в сети, которые, как он почуял, раскинул для него неизвестный флот. Как только он заметил поджидающие его суда, то принялся отчаянно лавировать, пытаясь замедлить и без того тихий ход. Онорина вслух громко выразила те странные чувства, которые пронзали сердце каждого из них: — Бедный! Бедный корабль! — с жалостью в голосе произнесла девочка. — Бедный корабль! Как заставить его понять, что мы не хотим причинить ему зла! Она находилась на капитанском мостике, рядом с Жоффреем де Пейраком, усадившим дочь на лафет пушки, чтобы она оказалась вровень с отцом. Время от времени он давал ей посмотреть в подзорную трубу. — Ты собираешься потопить его, ведь так? — взволнованно спросила она. Иногда, когда Онорина желала подчеркнуть, что говорит с Пейраком на равных, она обращалась к нему на «ты». — Нет, мадемуазель! У него слишком жалкий вид. Анжелика издали наблюдала за мужем и дочерью. Она осталась вместе со всеми на нижней палубе и не могла слышать их разговора, но, поглядывая на них, радовалась согласию, царившему между Жоффреем и Онориной. Привязанность Пейрака подняла на невиданную высоту эту крошку с волосами цвета меди, которую тоже ждал Квебек. Судьба свела маленькое созданье, обреченное жизнью на беспросветное несчастье, с необыкновенным человеком, окутанным ореолом нашумевшей и мрачной легенды. И это в полной мере устраивало юную Онорину де Пейрак. Отныне она не сомневалась, что в ее руках судьба Канады и надменного Квебека. И это было справедливо. Мгновением позже Жоффрей и Онорина скрылись с глаз Анжелики, и вскоре она увидела их вновь спускающимися по лестнице с юта. Жоффрей держал дочку за руку. Его лицо закрывала черная кожаная маска, которую он обычно надевал, находясь на командном посту. Из-за нее его силуэт выглядел еще более устрашающим, подчеркивая хрупкость девочки, шагавшей рядом в пышном платье. Анжелика услышала слова Пейрака, обращенные к Онорине. — Мы продолжим наш путь в Тадуссак и позволим ему следовать своим. — А в Тадуссаке? — Там мы познакомимся с ним поближе и постараемся узнать, нет ли опасных людей на его борту. А затем исследуем его трюм. — Да вы пират, монсеньор! — воскликнула Онорина, подражая интонациям интенданта Карлона. Анжелика не смогла удержаться от смеха. Она подумала, что ничто не сможет сокрушить любовь, которая их объединяет. Благодаря часам, проведенным минувшей ночью в объятиях Жоффрея, ее сердце пребывало в эйфории. И оно забилось еще сильнее при виде дорогих ей людей. У них за спиной она созерцала яркий ореол блестящего и роскошного будущего, залог того, что судьба будет к ним благосклонна. Этот умирающий корабль, из последних сил следовавший позади, будто олицетворял собой финальные тщетные попытки противника, который уже не мог восторжествовать и незамедлительно попросит пощады. Не поэтому ли был так спокоен Жоффрей, отправляясь в Новую Францию под своим настоящим именем и титулом графа Тулузского? Неужели он надеялся на окончательное помилование королем Франции? Она начинала понимать, что хоть это и могло выглядеть иначе, сегодня Жоффрей гораздо сильнее, чем раньше, ибо он свободен. Теперь никакая вассальная зависимость не могла связать ему руки, как прежде, когда, даже несмотря на все его могущество сеньора Аквитании, он вынужден был или подчиняться, или противостоять феодалу. Что терял король Франции, восстановив сегодня справедливость? Какую угрозу мог представлять для него далекий соперник теперь? Однако на следующий день ветер переменился, но не в отношении погоды, остававшейся по-прежнему сырой, хотя и довольно теплой, а в настроении Анжелики, которую вновь охватили дурные предчувствия после одной фразы, брошенной солдатом Адемаром. Все в очередной раз собрались на палубе. Капитаны явились с докладом раньше обычного, чтобы обсудить состояние корабля, идущего за ними с большим трудом. Нужно ли оказать ему помощь? Куасси-Ба и метрдотель вместе с молодыми помощниками предлагали собравшимся освежающие напитки, но все внимание было приковано к бедственному положению, видневшегося вдалеке судна. Они определили, что это торговый корабль из Гавра или Онфлера и, вероятно, принадлежит товариществу «Сто компаньонов». Заметив, что подозрительный флот, который окружил его накануне и мог оказаться английским или пиратским, уходит, он с трудом возобновил свой нелегкий путь. Вопрос был в том, дотянет ли судно хотя бы до Тадуссака. Гадали о причинах, заставивших его упорно продолжать курс до Канады в столь неблагоприятное время. Корабль, наверняка, делал остановку в заливе Святого Лаврентия, или возможно, в Шедьяке или даже в Тидмагуше. Не лучше ли было для него там и остаться? Капитаны передавали друг другу бинокль, когда вдруг послышался плаксивый голос Адемара: — А если это несчастное судно подобрало на борт герцогиню? — Какую герцогиню? — вскрикнули все хором, поворачиваясь к нему. Он ничего не ответил и только несколько раз осенил себя крестом, но все и так его прекрасно поняли. А поскольку подобные слова исходили из уст простоватого деревенского чудака, из тех, которые подвержены предчувствиям и вещим снам, леденящий ужас сковал их сердца. — О чем ты говоришь? Ты сошел с ума! — вскрикнула Анжелика. — Герцогиня! Но она мертва. Сто раз мертва. Она умерла и похоронена. — С такими никогда нельзя быть уверенным, — пробормотал Адемар, еще усерднее крестясь. В едином порыве, присутствующие стали искать взглядом графа де Пейрака, надеясь на его поддержку, но он был далеко, поэтому все устремились к Виль д’Авре. — Друзья мои, давайте успокоимся, — решительно произнес маркиз. — Мы еще находимся под впечатлением от событий, которые нас всех сильно потрясли. Нам необходимо забыть, ВСЕ ЗАБЫТЬ. Послушайте меня хорошенько! Мы должны добраться до Квебека, выбросив из нашей памяти все, … Читать далее

Глава 6 Как только Жоффрей вошел, он сразу же догадался, что Анжелика спит. В полумраке каюты витал тонкий женский аромат, ставший таким родным. Вид разбросанных то тут, то там предметов дамского туалета заставил его улыбнуться. Куда пропала та строгая и неприступная маленькая гугенотка из Ла-Рошели в одежде служанки, которую Рескатор, направляясь в Америку, однажды привел в свою роскошную каюту в тщетной попытке укротить? Где отважная первооткрывательница, что провела подле него всю ту страшную зиму в верховье Кеннебека, готовая всегда прийти на помощь? Он поднял обрывок кружева и корсаж, шелк которого еще хранил очертания соблазнительных форм. Сначала загадочная служанка, затем спутница завоевателя Нового Света, его Анжелика, наконец вновь стала мадам де Пейрак, тулузской графиней. «Храни тебя Господь», — прошептал он, бросая пылкий взгляд на альков, в тени которого просматривался ореол ее волос. Она спала. Жоффрей подошел к бюро красного дерева и зажег ночник — изящный светильник из венецианского стекла. Затем тихо приблизился к изголовью кровати и с нежностью посмотрел на Анжелику. Она спала так глубоко и безмятежно, как всегда случалось с ней после бурных волнений или тяжких испытаний, выпавших на ее долю. Он подметил эту ее особенность. Обычно ее сон был таким же чутким, как у большинства женщин, готовых в любой момент встрепенуться от шороха, откликнуться на плач ребенка или подскочить от подозрительного шума. Но когда невзгоды оставались в прошлом, и она осознавала, что все разрешилось наилучшим образом, а близким не угрожает опасность, Анжелика могла свернуться калачиком в каком-нибудь укромном уголке и погрузиться в царство Морфея. В такие моменты Жоффрей часто останавливался рядом и наблюдал за ней, любовался непринужденной грацией тела, красотой несколько отрешенного лица, от которого исходило удивительное очарование. Где была она сейчас? Далекая и непостижимая как никогда. Бродила в одиночестве по далеким и недоступным берегам… Исчезала, скрываясь в тайниках души, которые каждый бережно хранит внутри себя и куда он — следовало признать — никогда не сможет попасть. В такие моменты любовь, которую он к ней испытывал, граничила с болью. Столько раз за лето он мог потерять ее, и столько же раз обретал снова, но уже изменившейся, другой. Никогда он не забудет мгновенья, когда увидел, как она, простирая руки, бежала по берегу к нему, плача и смеясь от радости. Никогда не забудет выражения ее лица, когда она бросилась в его объятия, словно безумная, шепча бессвязные слова любви, которые, казалось, давно позабыла, а теперь они вырывались из самых глубин сердца, где хранились в течение долгой разлуки. В ту минуту она произносила их, готовая умереть, если нужно, но только не вдали от него, только не разлученная с ним вновь! Это было как озарение, он понял, как много значил для нее и что Анжелика всегда любила только его, несмотря на расставание длиною в пятнадцать лет. Ее порыв заполнил пустоту, терзавшую его все годы, когда он воображал, что она забыла его и стала к нему равнодушной. Затем… Как можно словами передать это чувство обновления, выздоровления? Им удалось разрешить мерзкую историю с Дьяволицей, установить мир в своих владениях, подготовить отъезд, и вот теперь наконец они могли уделить внимание лишь друг другу. Он был заинтригован этой новой для него Анжеликой, пытаясь разгадать ту, что скрывалась за спокойной улыбкой и разумными речами. Тогда она еще осторожничала. Но как только они покинули проклятые берега и направили паруса к Квебеку, победная эйфория, казалось, преобразила ее. Анжелика излучала безграничную радость, которая очаровывала окружающих. С французами, взятыми на борт «Голдсборо», она обменивалась остроумными высказываниями, веселыми историями, сопровождаемыми взрывами смеха. Можно было подумать, что флот Пейрака отправляется не в военную экспедицию, а в светское дипломатическое путешествие, связанное с замужеством некой королевской особы с целью скрепить вечный союз. Тон, который Анжелика задавала на корабле, влиял и на экипаж: люди Пейрака выглядели жизнерадостно и пребывали в отличном настроении. Ради нее они были готовы столкнуться с любыми трудностями… Оторванные от земли, они продвигались вперед, свободные и уверенные в себе. Небо и море отливали жемчужным блеском, а острова залива, по которому они плыли, сверкали, словно драгоценные камни. Анжелика смеялась, находя забавным все, что говорил Виль д’Авре, каждая мелочь приводила ее в восторг, она строила тысячи планов. Казалось, она позабыла все, что пришлось пережить. А Жоффрею открылась другая Анжелика, такая, какой она была при дворе короля: утонченная и дерзкая. «Она очарует Квебек», — подумал он. Его охватило сильное желание проникнуть в тайны ее прошлого, выяснить больше о тех мгновениях жизни, которые были ему неизвестны и создали ее нынешний образ. Той поры, мысли о которой он раньше постоянно гнал от себя, не желая знать, как часто жена предавала его. Но теперь ядовитая горечь видений о былом утратила власть над ним. Стена между ними рухнула и, похоже, это случилось благодаря вмешательству Дьяволицы. Ведь именно тогда он осознал, что отныне для него ценно лишь то, что Анжелика здесь, рядом с ним, живая и невредимая, страстно любит его, а он может в любой момент заключить ее в объятия. Все остальное было уже не важно. Наоборот, он желал разделить бремя ее тайн, чтобы стать еще ближе. «Моя жена!» Жоффрей де Пейрак чуть наклонил лампу, чтобы разглядеть на изящно покоившейся руке блестящий кружок обручального кольца. Он опустился на колени и поцеловал пальцы Анжелики один за другим. Как крепко она спала! Это даже немного тревожило. Каждый раз в такие моменты его охватывал необъяснимый страх. Поставив ночник на столик возле кровати, Жоффрей приблизился к Анжелике вплотную, всматриваясь в ее совершенные черты в попытке уловить на подрагивающих губах едва заметное дыхание жизни, и усмехнулся про себя. Сколько раз ему приходилось быть свидетелем отвратительного и леденящего душу спектакля смерти, или наблюдать признаки близкой агонии? Как он мог додуматься искать подобный отпечаток на этом умиротворенном, прекрасном и сияющем лице? Просто она отдыхала, восстанавливая силы. «Кто приходил к ней на помощь, когда меня не было рядом? — спросил он себя. — Какие мужчины окружали ее?» Пейрак представил себе, как чужие губы касаются ее нежных уст и пьют из манящего источника радости и наслаждения, возбуждая в этой чувственной женщине всю силу всепоглощающей и живительной страсти. Эта мысль не вызвала у него прежнего раздражения, он принял тот факт, что на ее пути — к счастью! — встречались мужчины, готовые, если было необходимо, позаботиться о ней, обнять, спасти от отчаяния. Иногда … Читать далее

Глава 5 И все-таки Квебек! Город, сверкающий в самом сердце американского континента, словно редкая жемчужина. Он много успел пережить за свою недолгую историю: его неоднократно завоевывали, утрачивали и обретали вновь. Но для кого? И зачем? Квебек не представлял никакой ценности. Окутанный мраком в глубине американских лесов, он более семи месяцев в году был закован во льды и отрезан от окружающего мира. И все же, размышляя, Анжелика осознала, что теперь ни за что на свете не откажется от этого путешествия. Ничего не поделаешь, они должны приготовиться ко всему. Если в Квебеке их ждут пушечные ядра и враждебность жителей, они все равно высадятся и перезимуют там. Желание непременно попасть в Квебек вдруг стало непреодолимым. «Я больше ни о чем не прошу», — шепотом, по-детски, взмолилась она. Провести грядущие холодные месяцы в настоящем французском городе, полном жизни и тепла, посещать балы и участвовать в религиозных шествиях. У нее появятся соседи, друзья, которых она сможет пригласить на чашечку шоколада или кофе. И само собой, уютные вечера у фаянсовой печки Виля д’Авре, о которых он ей уже все уши прожужжал. Она отведет Онорину к сестрам-монахиням обучаться грамоте, а сама прочтет литературные новинки, привезенные из Франции. Вот уже много лет она не была в курсе того, о чем пишут ее лучшие умы. Она прогуляется по ювелирным лавкам и изысканным магазинам, чтобы выбрать милые вещицы и завести новые знакомства. Анжелика предвкушала катание на коньках по замерзшему Святому Лаврентию, рождественскую службу в соборе с проповедью самого епископа, прием у губернатора в честь праздника в день Богоявления и, конечно же, карнавал, где под покровом масок и костюмов неизменно разыграется немало сцен и скандалов. Виль д’Авре обещал держать ее в курсе всех любовных интриг. Эти видения и мечты настолько взволновали Анжелику, что постепенно воспоминания о Вапассу отошли на второй план. На ее жизненном пути довольно было пустынь, страха и смерти, подстерегающей на каждом шагу. Год назад в захваченном канадцами форте Катарунк Жоффрей, крепко прижимая ее к себе, сказал: — Если мы выберемся из расставленных нам ловушек невредимыми, то я готов поручиться, что придет день, и мы станем сильнее, чем они. И этот день наступил. Они не только выжили, но и обрели могущество. Всего за год они в изобилии запаслись золотом и серебром, основали вдоль рек многочисленные колонии, обзавелись горными шахтами и удобными гаванями, открывающими доступ к богатствам Америки, заключили союзы с самыми значимыми индейскими племенами, а кроме того, совсем недавно Жоффрей де Пейрак распространил свое влияние и на Восточном побережье Акадии, купив земли старика Николя Пари с их рыбными промыслами, где среди песка и гальки добывали «живое золото» — треску. Но она до сих пор не могла без дрожи думать о том, что выпало на их долю. Да, Жоффрей оказался прав. Они выжили. Теперь уже неважно, что смерть подстерегала их сотни раз. Они могли погибнуть от рук канадцев, ирокезов, или просто от суровых условий жестокой зимы. Форт Катарунк сгинул в огне, и они вынуждены были углубиться в более отдаленный и пустынный регион. Там они прошли через цингу и голод, и если бы не ирокезы Уттаке из долины Пяти Племен, чудом объявившиеся под конец зимовки с мешками фасоли, они не продержались бы в ту пору в Вапассу и двух дней. Эти воспоминания вызвали у нее резкий приступ головокружения, какие бывают от истощения, совсем как тогда, когда рядом с ней дремала Онорина, ослабевшая, с опухшими деснами, и к ним неумолимо приближался последний час, как и ко многим первым поселенцам Нового Света, которым пришлось обрести вечный покой в одиночестве и без надежды на спасение. Нет, она бы не смогла еще раз пройти через все это, по крайней мере, не вернув себе прежде вкус к более тихой и безмятежной жизни. В душе она признавалась себе, что больше не желает влачить жалкое существование среди бедноты, каковым оно стало для них в верховье Кеннебека. Она не готова снова портить кожу на руках, разводя огонь, ломать ногти, подвешивая котел на крюк над очагом, сгибаться под тяжестью хвороста, чтобы накормить, позаботиться и спасти во враждебных лесах нескольких изможденных, но тем не менее ценных людей. Ей хотелось веселиться и танцевать, возродиться и найти себя. Ту самую Анжелику — французскую знатную даму, графиню де Пейрак, фаворитку короля, а также утвердиться в новом статусе — дамы с Серебряного озера. Она должна отыскать в себе силы противостоять призрачным теням прошлого, окружавшим ее тягучим туманом, в котором на миг являлись, тут же растворяясь, давно забытые лица. «Анжелика! Анжелика! Где ты? Какая ты теперь?.. Мы все еще не можем стереть тебя из нашей памяти…». Некоторые из них стали уже совсем нечеткими, но она без труда узнавала их. Безымянные образы возникали перед ней в подтверждение всех тех тревог и пламенных страстей, которые всегда вызывают в людях неизвестность и красота, страх незнакомого или непонятного… Квебек должен стать их пристанищем, с ним связаны ожидающие ее перемены, о которых она иногда думала с восторгом, предвкушая все радости и удовольствия жизни в большом городе, но в то же время ее разум восставал против путешествия, риск которого очевиден, и воображение рисовало мрачные перспективы. Но разве у нее был выбор? Судьба вела их, и они шли вперед, оставляя позади огромные просторы неизведанной земли. После Гаспе их путь лежал по необъятной, как море, великой реке. Сопровождаемые попутным ветром, они преодолевали огромные, почти океанские волны и туманы, белой пеленой застилавшие горизонт. Не окажется ли залив Святого Лаврентия, по которому вдали от едва различимых берегов на всех парусах шли пять кораблей флота графа де Пейрака, всего лишь ловушкой? Словно непреклонный страж, холодная северная осень, за которой неизменно последуют льды, снегопады и бури делала невозможным их возвращение. Им оставалось лишь одно — продолжать путь вверх по пустынным водам реки, постепенно проникая в тихий и таинственный край с его необъятными лесами, чернеющими вдалеке на фоне облаков. И вот, когда они ощутят себя совсем затерянными в глубине неизведанного региона, в самом сердце темной, неприступной и бесконечной чащи, перед их глазами предстанет ГОРОД… С домами из белого камня, с серебристой черепицей крыш, живой и независимый, беспокойный и недружелюбный — французский город Квебек. Изумительная игрушка, необъяснимое чудо, сродни острову в океане, маленький Париж, уголок Версаля, болтливый, надменный, элегантный, набожный, беззаботный, одинаково отдающийся молитве и искусству, роскоши и войне, … Читать далее

Глава 4 Онорина уютно устроилась в кровати рядом с котом и своей шкатулкой с сокровищами. В просторном и хорошо проветриеваемом твиндеке, где во время их путешествия в Америку размещались протестанты из Ла-Рошели, устроили что-то вроде детской. Среди мягких перин, подушек и меховых шкур дети и Иоланда чувствовали себя, словно короли. Полог, который днем поднимали, отделял их от места, где расположились королевские невесты под присмотром Дельфины дю Розуа. На другом краю обосновались три духовника, взятые на борт в Тидмагуше, два францисканца[1] господина де Вовенара и ораторианец[2] шевалье де Гранривьера — магистр Кантен. Естественно, Адемар при первой же возможности нашел себе место по соседству, поселившись в темном уголке возле орудий. Он сложил там жалкие пожитки, которые сопровождали его с тех самых пор, как он отбыл в составе военного похода в Верхнем Кеннебеке, прошли с ним Порт-Ройал и Бостон, где он стал пленником англичан, пока те, вконец измучившись с таким неожиданным представителем французской армии, не отправили его в края более созвучные его собственным желаниям. Сейчас он учил маленького Керубино играть на дудочке, краешком глаза посматривая на Иоланду, которая энергично расчесывала довольно густую шевелюру, спрятанную днем под чепец из белой плотной ткани. Королевские невесты, стоя на коленях прямо на полу, набожно шептали слова молитвы. Затем, перекрестившись, они поднялись и принялись готовить скромные ложа ко сну. Онорина перебирала свои сокровища: морские ракушки, камешки, сухие цветы, золотая погремушка, которую ей подарили, когда она была совсем маленькой, перстень, преподнесенный Жоффреем в первые дни их пребывания на американском побережье, и многое другое… Она бормотала себе под нос: — Я покажу их в Квебеке, но только тем, кто будет добрым со мной. Можно было подумать, что мрачные наблюдения интенданта Карлона пробудили в ее маленькой голове мысли, в которых она даже не отдавала себе отчет, и сейчас девочка строила планы. — А остальных я убью! Анжелика с трудом сдержала улыбку. Давно она не слышала от Онорины подобного решительного заявления. Должно быть, путешествие в Квебек и постепенно установившаяся на корабле едва уловимая французская атмосфера, навеяли малышке воспоминания о детстве, когда она совсем крошкой жила с матерью в Ла-Рошели и ее повсюду преследовало смутное ощущение необъяснимой опасности. Тогда она брала в руки палку и с криком: «Я убью тебя!» — бежала за тем, кто вызывал у нее тревогу. Однажды она захотела «убить» некоего Бомье, католика, заявившегося в дом мэтра Берна с явным намерением затеять ссору с протестантами под их же крышей. Пока Онорина бережно складывала сокровища обратно в сундучок, Анжелика ласково потрепала ее за пухленькую щечку. Девочка строптиво покачала головой. В те моменты, когда она была чем-то занята, такие проявления нежности ей докучали. — А у меня тоже была шкатулка с сокровищами, — сказала Анжелика. — Правда? — заинтересованно спросила Онорина. Она положила сундучок рядом и скользнула под одеяло, готовая погрузиться в сон. — А что у тебя там лежало? — Я уже не очень хорошо помню… Там было… Перо… Да, гусиное перо, которым один парижский поэт писал памфлеты, а ещё нож, египетский кинжал… — А у меня нет ножа, — пожаловалась Онорина, резко открыв глаза. — Но скоро он у меня обязательно будет. Месье д’Арребу обещал мне его подарить… А где сейчас твоя шкатулка? — Я не знаю. Веки Онорины слипались, она сделала над собой последнее усилие и спросила: — А… где сейчас тот поэт?.. Поцеловав заснувшую дочь и Керубино, Анжелика собиралась уже опустить полог, как вдруг Иоланда сказала вполголоса: — Мадам, может, я сумею быть вам полезной? Я бы могла помогать вам раздеваться. Матушка говорила, чтобы вы располагали мной во всем, а вы совершенно ни о чем меня не просите. — У тебя и так много забот с нашими дьяволятами. — Пустяки. Я привыкла к работе и к детям. На корабле я бездельничаю. Возможно, вы боитесь, что я не умею обращаться с разными дамскими штучками? Да, вероятно, всё не так просто, но у меня проворные пальцы, и я быстро учусь, хоть и выгляжу не очень сообразительной. — Кто тебе сказал такое? — возразила Анжелика с улыбкой. Ей нравилась эта храбрая, цельная, немного грубовато скроенная девушка, но способная на самую настоящую и безграничную преданность, в чем Анжелика уже успела убедиться. — Я знаю, что ты — достойная дочь Марселины-Красотки, не правда ли, Адемар? — обратилась она к солдату. — Конечно, — с готовностью подтвердил он, — у этой девушки все получается не хуже, чем у ее матери. — Кроме раковин, — возразила Иоланда, смущенно краснея, — я не умею их открывать так же быстро, как она. — Вряд ли кто-нибудь сможет сравняться с Марселиной в ловкости. — Я скучаю по ней, — призналась девушка. — Но ничего не поделаешь. Моя мать не смогла бы спокойно спать, отпустив вас, мадам, и Керубино в Квебек, если бы я не поехала тоже. — Она — бесценный друг! Анжелику растрогал тот факт, что ее судьба беспокоит великую Марселину наравне с судьбой Керубино. — Да, я тоже очень скучаю по ней, — призналась она, — но мы снова увидимся весной, когда вернемся во Французский залив с осознанием, что завершили очень важное дело в Канаде. Не беспокойся о моем комфорте, Иоланда. Я бы хотела, чтобы ты занималась детьми, а не становилась горничной. — Тогда возьмите одну из моих девушек, — предложила Дельфина дю Розуа, — Генриетту, например. Она очень деликатна. Она служила у одной знатной дамы, и поэтому хорошо разбирается во всех тонкостях женского туалета. Она всегда помогала одеваться мадам де Модрибур. — Нет! Нет! — тут же отказалась Анжелика. — Тогда, может быть, я сама? — робко спросила Дельфина. — Я приучена к такого рода занятиям и с удовольствием сделаю всё, что в моих силах.  — Нет! Нет! — вновь повторила Анжелика.     От одного упоминания мадам де Модрибур ее охватывала дрожь. — Вы обе очень любезны, но пока я прекрасно справляюсь сама. А позже, в Квебеке, посмотрим. Иоланда, ослабь мне только слегка шнуровку сверху, на спине, а дальше я уже дотянусь. Ночь выдалась очень темной, поэтому один из людей де Пейрака, мальтиец Энрико Энци, пришел проводить ее сквозь загроможденную палубу с фонарем в руке. «…Да, и у меня была шкатулка с сокровищами, — рассеянно следуя за ним, вспоминала Анжелика, — где я ее оставила? … Читать далее

Глава 3 В заливе Шалёр они взяли на борт местного лоцмана. Семейные и прочие дела привели его на восточное побережье Акадии, и он был не против по пути обратно в Канаду заработать немного денег. Он предлагал услуги проходящим кораблям, зная все пороги и подводные течения Святого Лаврентия, которые им приходилось преодолевать, продвигаясь от острова к острову. Большинство акадийцев, находившихся на борту, подтвердили его надежность и способности. Жоффрей де Пейрак вручил ему кругленькую сумму, чтобы окончательно обеспечить его нерушимую преданность. Эспри Ганемон, так звали лоцмана, был убежден, что доверенный ему флот без осложнений доберется до Квебека. Сейчас именно он вполголоса обратился к Пейраку: — За нами следует какой-то корабль. Анжелика, уловив его слова, вскочила и инстинктивно прижала к себе Онорину и Керубино, пытаясь защитить их. Увидев, что она встала, гости из вежливости последовали ее примеру. Они не расслышали слов лоцмана, и их взгляды обратились к Жоффрею де Пейраку. Тот воспринял новость без особого волнения. Так как все были уже на ногах, он тоже поднялся, продолжая спокойно курить. От реки веяло прохладой, стало совсем темно. Матросы развешивали фонари на верхней палубе. Наступило время расходиться. Граф медленно и с видимым удовольствием в последний раз вдохнул в легкие голубоватый дым, а затем положил окурок тлеющей сигары в небольшой серебряный  кубок, в котором осталось немного воды. — Что происходит? — спросил Виль д’Авре. Жоффрей повторил: — Какой-то корабль следует за нами. Все головы непроизвольно повернулись к реке, пытаясь что-нибудь разглядеть в  кромешной тьме. — Вы хотите сказать, что какой-то корабль идет вверх по реке Святого Лаврентия вслед за нами? — вскричал д’Урвилль и, пожав плечами, добавил: — В это время года?.. Невозможно. Это было бы безумием! — Может, это королевский военный корабль, посланный на помощь Квебеку? — предположил кто-то. Пейрак усмехнулся: — Какая опасность угрожает Квебеку? И кто мог заранее узнать о моих намерениях отправиться в Квебек осенью? — Некоторые мысли доходят быстрее, чем корабли, и могут на расстоянии воздействовать на умы. Граф покачал головой: — Я бы не стал говорить о каком-то колдовском вмешательстве. Король Франции не из тех людей, кто управляет страной, опираясь на магические формулы, и не из тех, кто поддается их влиянию. По крайней мере, как вы недавно справедливо заметили, мне кажется, что король сделал бы все возможное, чтобы этот корабль пришел в Квебек до появления первых льдов и… раньше нас. — А вы не верите в колдовство, мессир граф? — Я этого не утверждал.  Пейрак наклонил голову, пытаясь разглядеть того, кто задал вопрос. Это мог быть Фальер или один из акадийских сеньоров — Вовенар или Сент-Обен. В это мгновение к нему подошел Эриксон: — Монсеньор, будут ли какие-то распоряжения по поводу замеченного судна? — Пока нет. Мы сейчас на якоре, и лучше всего подождать до утра. Как, без сомнения, поступит и неизвестный корабль, который так же, как и мы, не сможет продолжать путь в полной темноте.  Канадский лоцман подтвердил слова Пейрака, добавив, что корабль, о котором идет речь, лег в дрейф сразу после полудня, огибая Крысиный мыс, что на левом берегу.  — Это довольно далеко, — заметил Карлон, плотно укутываясь в плащ так, что воротник доходил ему прямо до носа. — Как вы узнали о нем? — От людей, которых я отправил по земле и которые обеспечивают нашу безопасность с тыла, следуя за нами по южному берегу реки с самого Гаспе. Они послали сообщение с индейцем. — А может быть, речь идет о каком-нибудь акадийском судне? — предположила Анжелика. Граф возразил: — Не думаю. Нас бы предупредили о нем еще в Тидмагуше. Кроме наших судов, которые получили предписание оставаться на восточном берегу и возвращаться в Голдсборо еще до того, как мы с ними разделились и пошли вверх по течению, или «Бесстрашного» пирата Ван Рейка, который отправился в Карибское море, я не вижу других кораблей, которые бы рискнули в это время года совершить путешествие по реке Святого Лаврентия. Не так ли, месье де Вовенар? Вы ведь тоже предпочли подняться на борт моего корабля и не испытывать судьбу, пустившись в подобную авантюру на вашем суденышке? — Конечно! — ответил Вовенар, пожимая плечами. Ему беспокоиться было не о чем. Он выбрался в Квебек, чтобы попытаться добиться от де Фронтенака освобождения от налогов и заодно навестить даму, на которой подумывал жениться. Живя в глуши канадских лесов, он едва ли мог знать о разногласиях между хозяином Голдсборо и Новой Францией и не видел причин, мешающих ему воспользоваться случаем и прибыть в столицу на хорошем корабле и в комфортных условиях.  — Может быть, это англичане? Пейрак задумался и склонил голову: — Думаю, нет. Кроме нашего отважного друга Фипса, который уже получил сполна в этом году и который, должно быть, уже вернулся в Бостон, не привлекая лишнего внимания, я не знаю никого в Новой Англии, кто бы решился в одиночестве забраться в глубь французской территории, рискуя нарваться на льды или быть схваченным. Вероятнее всего, речь идет о торговом судне из Гавра или Нанта, которое поздно вышло из порта и теперь из-за сильного ветра задерживается с прибытием. Путь занял у него четыре месяца вместо одного, думаю, в этом дело.  Продолжая говорить, граф сделал несколько шагов и оказался рядом с Анжеликой. Было очень темно, поэтому она скорее ощутила, чем увидела его. Она уловила привычный аромат табака и фиалок, исходящий от его одежды, и почувствовала его руку на своих плечах. Жоффрей нежно обнял Анжелику, все еще прижимающую к себе детей. — Что вы собираетесь делать? — спросил Карлон. — Я уже сказал вам. Ждать… Ждать рассвета, ждать, когда этот корабль подойдет ближе. — И тогда? — Тогда… все зависит от его намерений. Если он атакует нас, мы будем защищаться. А если нет… В любом случае, я попытаюсь выяснить, откуда он, что за люди на его борту, какой груз он везет в своих трюмах. — Слова настоящего пирата! — воскликнул интендант, у которого от негодования даже дух захватило. — А я и есть пират, мессир, — отозвался Жоффрей де Пейрак с пугающей мягкостью в голосе. — По крайней мере, так говорят. Анжелика смогла различить сквозь темноту улыбку на его губах. — …А еще я колдун, которого заживо сожгли на Гревской площади в Париже шестнадцать лет назад. Наступила мертвая тишина. Виль … Читать далее

Глава 2 Разговор прекратился, внезапно прерванный смехом и детскими криками, а также топотом бегущих ног. Анжелика заметила свою маленькую дочь Онорину, которая появилась на палубе корабля вместе с другом Керубино.  Они пытались догнать кота, который резвился и с человеческой хитростью ускользал от детей, как только они приближались, перепрыгивая с кучи сваленных канатов на бортовые перила, затем в спасательную шлюпку, закрепленную в центре палубы, где он притаился, готовый выскочить, подобно дьяволенку, в тот самый момент, когда малыши, не без труда вскарабкавшись туда, думали, что наконец смогут его поймать. Запыхавшиеся в водовороте игры, они радостно галдели. — Ты нас уморишь, — закричала коту Онорина. Керубино — маленький, пухленький мальчуган, был немного ниже ростом его озорной подружки-ровесницы. Им обоим исполнилось по четыре года. Несколько деликатное положение внебрачного сына маркиза Виля д’Авре пока его никак не волновало. Прежде всего он был сыном Марселины-Красотки, знаменитой жительницы южной гавани в глубине Французского залива, одной из первых поселенцев, румяной акадийки, пышной, как хлеб, и отважной, как целый королевский отряд, которая не имела себе равных в открывании морских раковин. Марселина никогда не отпустила бы Керубино, младшего из ее многочисленных отпрысков от разных отцов, если бы не покровительство Анжелики и то, что ее старшая двадцатилетняя дочь Иоланда также отправилась с ними. Желание маркиза, отца мальчика, воспитать сына, как принца, ничуть не вскружило ей голову. Она просто решила: Хорошо! Пусть мальчик едет в Квебек и проведет там зиму вместе с людьми из Голдсборо, а потом видно будет. Вслед за детьми появились рослая Иоланда, солдат Адемар и Нильс Аббиал, шведский мальчик-сирота, которого подобрал на пристани Нью-Йорка иезуит Луи-Поль де Вернон. Вся эта молодежь вместе с котом тоже направлялась в Квебек. Для них, обделенных судьбой, путешествие под покровительством Жоффрея и Анжелики де Пейрак, было очень важным событием. Иоланда впервые в жизни увидит оживление большого города с его церквями, собором и настоящим замком. Единственное, что она знала раньше — торговые поселки, деревянные форты и скромные миссионерские часовни в диких приграничных районах между морем и лесом.  Солдат Адемар в свою очередь рисковал быть повешенным, как военный дезертир. А что до Керубино, то Виль д’Авре, поглядывая на ребенка, прикидывал, что скажет добрый старый Квебек по его поводу. Он не собирался открыто говорить о нем. И так довольно скандалов витало в воздухе. Просто рассчитывал, что со временем его сходство с мальчиком, которое он находил весьма примечательным, по-тихоньку раскроет глаза согражданам. А пока он с умилением наблюдал за отпрыском и строил планы. Придет день, и Керубино станет пажем при дворе самого короля. Жаль, конечно, что для этого придется вернуться во Францию.  Но спешить некуда. В конце концов, для многих на корабле «жизнь была прекрасна», а путешествие — умиротворяющим. Заметив Анжелику, кот сразу же подбежал к ней. Она чувствовала, что маленький зверек испытывал к ней особую привязанность. В начале лета в Голдсборо она нашла его маленьким котенком, несчастным и заброшенным, и вместе они пережили много странных событий. Увидев, что кот прыгнул к Анжелике, Онорина тоже бросилась к ней и ревниво обвила ее шею руками. Затем она мрачно посмотрела на котенка, который уютно устроился на коленях матери. — Всё-таки вас он любит больше, — сказала она с сожалением. С тех пор, как они снова встретились после разлуки, дочь предпочитала обращаться к родителям на «Вы», возможно, чтобы показать, что теперь она взрослая, а, может, чтобы обозначить легкую обиду на них за то, что они на некоторое время оставили ее одну в Вапассу. — Ты действительно так считаешь? Мне кажется, что с тобой ему веселее, чем со мной, но он помнит, как я заботилась о нем. Просто он признательный кот, почти как человек.  Анжелика рассказала дочери, как котенок был ранен, правда, не уточнила, кем именно, как она оставила его на попечении детей Бернов и была очень рада, что они вернули его, как только он поправился, потому что очень скучала. К тому же кот всегда пригодится на корабле так же, как и в доме. Онорина, слушая мать, наблюдала за соперником, не сводящим в свою очередь с нее прищуренных глаз. Затем она ласково потерлась щекой о щеку Анжелики, которая в ответ нежно обняла ее. Прижавшись к дочери, она посмотрела на ее маленькое, упрямое личико, обрамленное роскошными волосами цвета меди и с материнской гордостью погладила ее по голове. Ее дочь была красива: царственная манера держать себя, длинная крепкая горделивая шея, кожа не покрыта веснушками, как следовало ожидать, а с нежным золотистым оттенком, как и у Анжелики. На ее ровном овальном лице с правильными чертами только маленькие темные глаза могли показаться не слишком красивыми, если бы не их взгляд, бесстрашный и глубокий, который поражал собеседников внимательной и холодной проницательностью. Уже сейчас в девочке угадывалась маленькая личность! «Какой прием ждет тебя в Квебеке? — спрашивала себя Анжелика. —  Тебя, француженку, рожденную в самом сердце Пуату на руках у настоящей лесной колдуньи Мелюзины?» И она тряхнула головой, словно пыталась прогнать невероятное воспоминание, которое, впрочем, было не таким уж далеким. Но сколько всего произошло и изменилось с тех пор! — Тебе не нравится пирожное? — спросила Онорина, с интересом наблюдая за матерью. Анжелика заметила, что она непроизвольно взяла с тарелки посыпанное сахарной пудрой пирожное и теперь держала его в руке, откусив лишь маленький кусочек. Благодаря ее привычке, будучи погруженной в свои мысли выглядеть так, будто она внимательно следит за нитью беседы, дочь и решила, что ей не по вкусу лакомство.  Между тем, кот ждал, Онорина тоже. На корабле все было тихо и спокойно. Ночь уже начинала окутывать землю темным покрывалом. Только лица и кружевные шейные платки выделялись на фоне неясных очертаний людей. Красноватый блеск горящих углей в жаровне становился все ярче. Рулевой тенью проскользнул к Пейраку и, оказавшись рядом, слился с силуэтом графа. Она расслышала лишь его приглушенный голос: — Мессир, за нами следует какой-то корабль. следующая глава

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ПО ТЕЧЕНИЮ РЕКИ. Глава 1 — Ах! — вздохнул маленький маркиз Виль д’Авре, втянув носом влажный и горьковато-соленый речной воздух. — Ах! Как я люблю эту атмосферу любви… Интендант[1] Карлон озадаченно посмотрел на него. Они находились на палубе корабля, объятые холодом ноябрьских сумерек, а едва пробивающийся сквозь свинцовое небо золотистый солнечный свет на горизонте не особо располагал к подобному восхищенному восклицанию. Внизу волновалась зеленоватая гладь воды. Спокойствие было обманчивым. Под покровом канадских лесов, окрашенных сиянием зари и осенней порой в огненные цвета, скрывались враждебные дикари, длинноволосые индейцы монтанье[2], из племени алгонкинов, с проколотыми носами и продырявленными ушами, такие же грубые и беспощадные, как свирепые кабаны. Время от времени мимо пролетала стая птиц, оставляя за собой шлейф пронзительных и резких криков. Где здесь может быть любовь? — Неужели вы не чувствуете, Карлон, — вдыхая полной грудью, продолжал маркиз, укутанный в шубу из меха выдры, — какой восторг, какая любовь! Ах! Любовь! Какой божественный климат! Именно в таких местах человек может по-настоящему расцвести и резвиться, как рыба в воде. Так приятно погрузиться в ее атмосферу и словно родиться заново. Редко когда удается ощутить ее господство настолько сильно. — Но… о КАКОЙ любви вы говорите? — несколько обеспокоенно осведомился интендант. Надо признать, маркиз Виль д’Авре всегда слыл оригиналом, но иногда впору было опасаться за его рассудок… Под холодным и недоверчивым взглядом собеседника маркиз еще больше воодушевился. — Да просто о любви, как таковой! Взгляните! Любовь с ее наслаждениями и разочарованиями, с ее изысканными ласками и чувственными поединками, с ее краткими ссорами и пьянящими примирениями, с ее тайными предвкушениями и страхами, которые тотчас же рассеиваются, как дым, с ее мучительными, едкими обидами, исчезающими от одной улыбки, как снег на солнце, с ее надеждами и убеждениями! Этот волнующий огонь, который загорается вновь и вновь от порывов сердца и плоти. Подпитываемый любой мелочью жизни, он заставляет вас перенестись в другой мир, который существует для двоих… только для вас двоих, готовых умереть в один миг, если необходимо, потому что каждое мгновение, каждый час, каждый день — еще одна ступень к райскому блаженству, где не счесть чудес и где кажется невозможным любить еще сильнее… — Мне кажется, вы бредите, — резко сказал Карлон, — или выпили лишнего… В поисках подтверждения он бросил подозрительный взгляд на низкий столик неподалеку. На нем стояли бокалы, хрустальные кубки и серебряная посуда, поблескивающие в лучах заходящего солнца, но графины с ликером и вином были нетронуты. — Да, я напился, — подтвердил Виль д’Авре. — Божественного эликсира, о котором я вам толкую. Я опьянен любовью. Ее сияние такое тонкое и почти неуловимое, но настолько сильное, безграничное и обжигающее, что оно окутывает меня, словно изысканный аромат, который невозможно не ощутить и не почувствовать… Что вы хотите, у меня такое чуткое сердце! —  Аромат, — повторил Карлон. — Да, аромат действительно есть, но он совсем не райский. Впрочем, любопытно, что мы так далеко ушли в глубь континента, а запах океана все еще преследует нас. — О каком запахе океана вы говорите? — простонал маркиз. — Вы — ужасно приземленный человек. Напрасно я стараюсь хоть немного взволновать вас. Разочарованный, он отвернулся и взял из хрустальной вазочки конфету. Похоже, подобной мелочи оказалось достаточно, чтобы вернуть ему хорошее расположение духа, и он снова оживился. — Смотрите! Даже в этом лакомстве можно различить признак любви. Не восхитительно ли, как любящему сердцу удалось достать в далеких и пустынных краях подобную усладу для уст? С одной единственной целью, чтобы несмотря на суровость здешних мест, его прекрасная возлюбленная не испытывала никаких неудобств. Разве любить в действительности не значит бросать к ногам любимой все земные богатства и не уставать завоевывать разум и сердце очаровательного создания? Вот, не правда ли, все признаки, окружающей нас атмосферы страсти и нежности, которые никого — даже вас — не могут оставить равнодушным. Да, даже ВАС! С этими словами он принялся тыкать пальцем в грудь Карлона. — Вы бредите, — повторил тот, — и делаете мне больно. Но Виля д’Авре, губернатора Акадии[3], было уже не остановить. Он схватил за отвороты плаща собеседника, который был выше его на целую голову. — Ну же, не станете же вы утверждать, что настолько бесчувственны? Какой бы жалкой ни была ваша презренная оболочка королевского служаки, вы не заставите меня поверить, что под этой бледной рыбьей чешуей не бьется и не трепещет сердце настоящего мужчины. Карлон высвободился, совершенно сбитый с толку. — Господин губернатор, я привык к вашим выходкам, но сейчас вы переходите все границы. Позвольте еще раз вам заметить, что я ничего не понимаю в ваших бредовых речах. Ужасно холодно, скоро ночь, мы плывем в Квебек, где нас ждет множество проблем, и внезапно вы заявляете, что погружены в атмосферу любви!.. КАКОЙ любви? — спрашиваю я вас. — Ну почему обязательно КАКОЙ любви? — топнул ногой маркиз. — Почему вы не спрашиваете, по крайней мере, ЧЬЕЙ любви?.. Да поглядите же вы, слепец! Посмотрите и увидите, кто идет к нам… Театральным и победоносным жестом руки он указал на компанию, которая только что показалась на балконе кормовой надстройки. Люди шли против света, их украшенные перьями шляпы чернели на фоне золотистого вечернего неба. Они были трудно различимы, однако среди них угадывался женский силуэт. — Ну ладно, теперь вы видите ЕЁ? — сказал маркиз взволнованно. — ЕЁ, единственную! Женщину, наделенную всеми милостями природы, очарованием безупречной женственности. Один взгляд ее ослепляет, одно ее слово лишает чувств, ее мягкость и нежность покоряют, а внутренняя стойкость поражает. И неизвестно, то ли она ищет в мужчине защиту для ее восхитительной хрупкости, то ли, обнаруживая свою скрытую и невидимую силу, пробуждает в нем чувство незащищенности и желание припасть к ее груди, словно она его мать. И невозможно понять, чем она притягивает больше: искренностью и чистотой, или же, напротив, коварством, присущим ее полу, но рядом с ней, без сомнения, ни один мужчина, да и вообще ни одно живое существо, не может оставаться равнодушным! Особое, едва уловимое свойство, неотразимый шарм, который, на мой взгляд, всегда присущ настоящей женщине. ЖЕНЩИНЕ в полном смысле этого слова… Он перевел дыхание. В это время Анжелика, графиня де Пейрак, в сопровождении мужа и парадно одетых офицеров его флота, капитанов и их помощников, штурманов, как раз начала спускаться по лестнице … Читать далее