На шебеке Рескатора, заметив воинственные намерения галеры, тоже изготовились к бою. Войдя в каюту капитана, его помощник Язон почтительным тоном доложил:
— Монсеньор, галера приготовилась к нападению.
— Хорошо, отдавай приказ команде готовиться к абордажу. Но запомни, галера не должна быть потоплена.
— Позвольте знать, почему? — удивленно спросил Язон.
— На галере находится маршал со своей супругой. Она нужна мне живой.
— Слушаюсь, монсеньор!
А тем временем, пока на «Сен-Жермен» готовились к пиратской атаке знаменитого пирата Рескатора, он сам на борту своей шебеки, сидя в роскошной каюте, мучился сомнениями. Жестокий флибустьер с каменным сердцем, как полагали его враги, смертельно страдал, его одолевали тяжелые мысли: «Стоит ли мне её видеть? Готовы ли мы оба к встрече друг с другом? Уже прошло столько лет с того момента, когда я видел её в последний раз! Она меня даже не узнает, или ещё хуже того — обольет холодом и презрением. Но я не могу устоять перед искушением еще хоть раз заглянуть в колдовской омут её зеленых глаз…»
Тут ему на ум пришли строки из письма отца Антуана, в которых говорилось о повторном браке его жены с маркизом дю Плесси, ее кузеном. В приступе гнева он сжал кулаки, а на его лице заходили желваки. Выйдя на палубу, он отдал приказ капитану Язону положить судно в дрейф, а также спустить для него шлюпку на воду, как вдруг со стороны галеры грянул пушечный выстрел, но к счастью, ядро упало в воду, не коснувшись корабля.
— Это же чистое безумие, капитан. Так рисковать своей жизнью ради какой-то женщины!
Пират медленным, величественным шагом подошел к борту, всматриваясь в очертания галеры. Бой продолжался уже очень долго, а ни победителей, ни проигравших не было. Одно время даже казалось, что удача готова изменить своему любимцу, но этого не произошло. Видя, что абордаж неизбежен, маршал со всей храбростью готовился к нему, абсолютно позабыв о своей супруге, которая в полном одиночестве и неведении тихо сидела в своей каюте, дрожа от страха за себя и за Филиппа.
Поняв маневр шебеки, галера тоже легла в дрейф, готовясь принять гостей на свой борт.
— Вот это честь — сам монсеньор Рескатор пожалует к нам! — воскликнул капитан, мрачно улыбаясь каким-то своим мыслям на этот счет.
Возмущенный Пьер сказал, выхватывая пистолет:
— Я убью его, а голову доставлю в подарок Его Величеству!
— Не стоит так горячиться, мой милый друг. Тем более, господин маршал решил, что раз уж мы под дулами пушек этого пирата, то стоит выслушать его условия, — тоном философа заключил капитан, во все глаза наблюдая за приближением щебеки к своему борту.
К моряку пошел молодой маршал в своем мундире и серьезным тоном сказал:
— Готовьтесь к нападению и будьте смелы во имя его Величества короля Франции!
— Все уже готово, господин маршал.
Тут грохот очередной пиратской пушки оглушил всех, а в борт корабля вонзились крюки абордажных кошек, и на палубу хлынул целый поток вооруженных до зубов головорезов. Сражение пиратов с людьми короля продолжалась долго, а последствия были ужасающими. Следуя строгому приказу не сжигать и не топить корабль, люди вне закона наслаждались убийствами и упивались кровью. Во всей суматохе скрестились две шпаги — шпага Рескатора со шпагой маршала дю Плесси. С ненавистью, которой он никогда раньше не чувствовал так остро, Рескатор хрипло проговорил:
— Рад приветствовать маршала короля Франции!
Лицо маркиза дю Плесси-Бельера сильно побледнело, губы скривились от ярости и, ловко парируя неожиданные выпады соперника, он процедил сквозь зубы:
— Этого же я не могу сказать о вас, сударь.
Анжелика заперла дверь на задвижку, хотя понимала, что подобная предосторожность ничем ей не поможет. Потом достала кинжал Родогона-цыгана, которым её научила владеть Полька, её подруга по Двору чудес, и стала ждать развязки боя, который кипел на палубе.
Шпага ренегата вонзилась в плечо Филиппа, и тот со стоном упал. Небрежно поклонившись своему сопернику, Рескатор уверенным шагом направился в сторону каюты, где находилась Анжелика. Взломать дверной замок для него не составило труда, и вот его взгляду открылись небольшой салон и охваченная отчаянием и яростью женщина, которая, не раздумывая, бросилась на пирата с ножом. Твердая рука быстро схватила её за тонкое запястье, сжала, заставляя со стоном выронить оружие, а потом спокойный голос произнес:
— Приветствую вас, мадам. Видеть вас снова для меня большая честь, — он наблюдал за тем, как на лице Анжелики отразилось удивление, гнев и презрение.
Она пыталась высвободить свою руку из пальцев Рескатора со словами:
— Я с вами даже не знакома, сударь! И с ренегатами не имею никакого желания близко общаться! — сквозь зубы процедила она.
Вся усталость этого дня прорвалась в язвительных ответах. Горящие черные глаза смотрели на нее прямо, а холодный голос сказал повелительным тоном:
— Прошу вас следовать за мной, сударыня, на мой корабль, — его рука теперь сильно сжимала её локоть, угольно — черные глаза смотрели пронзительно и очень внимательно сквозь прорези маски, словно желали заглянуть в самое сердце. Анжелика залилась румянцем гнева и попыталась отнять свою руку, но пират очень крепко держал её, не желая отпускать. Решительно мотнув светлой головой, она сказала презрительно:
— Я никогда не соглашусь на такое. Лучше мне умереть!
— Умереть вы успеете всегда, а теперь пойдемте, — с этими словами Рескатор легко подхватил женщину на руки и, несмотря на ее отчаянное сопротивление, унес на свой корабль.
Опомнилась она в невероятно красивых покоях в восточном стиле со множеством безделушек. Заботливый голос над ухом произнес:
— Рад, что вы пришли в себя, мадам. Как ваше самочувствие после этого происшествия?
— Со мной все хорошо, – поспешно ответила она, вставая с кровати, на которой лежала, и обнаружила, что одета только в тонкую батистовую сорочку. В панике она посмотрела на пирата. Рескатор молча подошел к сундуку, окованному железом, и вынул из него темно-зеленое атласное платье с отделкой из шелкового кружева.
— Вот, наденьте это платье, оно подойдет к вашим прекрасным глазам, — он небрежно бросил его перед ней и ушел, не забыв, однако, повернуть в замочной скважине тяжелый ключ.
Вздохнув, молодая женщина пошла к кровати, желая рассмотреть предложенное ей платье. Немного подумав, Анжелика решила все же примерить наряд, но это оказалось не так-то просто, потому что оно застегивалось на спине. Борясь с крючками, она заметила в зеркале Рескатора, с улыбкой на губах приблизившегося к ней и быстро справившегося с крючками платья. Такого рода помощь выдавала привычку к частому общению с женщинами, что невольно пробудило в ней неудержимый гнев. Она не могла понять, почему она стала его военной добычей и отчего именно ей была уготована такая злая судьба. Его голос вывел её из задумчивости:
— Не желаете со мной позавтракать?
— Благодарю, но нет, — гордо ответила она, опуская глаза, чтобы он ни смог увидеть в них выражение бессильной ярости.
— Почему? Ведь у меня отличный повар! — с искренним удивлением воскликнул он, пытаясь поймать её взгляд в зеркально-чистой глубине зеркала.
Эта сцена показалась ей почему-то знакомой, как будто всплывшей из далекого прошлого. Когда-то Жоффрей так же стоял за её спиной у большого зеркала и смотрел на нее с такой огромной любовью, что сердце женщины спустя даже столько лет заходилось при одном только воспоминании об этом. Мужчина в черном внимательно смотрел на выражение лица Анжелики, отражающейся в зеркале, и уловив ее волнение, прошептал:
— Вы, мадам, мечта любого мужчины. Ваши прекрасные глаза, похожие на море, околдовывают каждого, кто их видит!
— Благодарю за столь изысканный комплимент, сударь, но прошу поумерить ваши восторги моей красотой, — гордо заявила француженка.
— Это почему же? — губы пирата скривились в ироничной усмешке.
— Я замужем, и пока жив мой муж, я не потерплю подобных комплиментов.
— Придворные комплименты вы принимали более благосклонно, мадам дю Плесси, — заметил мужчина более холодно, чем сам хотел.
Анжелику больше всего удивило то, как саркастически он произнес это свое « мадам дю Плесси», это прозвучало так иронично — пренебрежительно, что маркизу передернуло от отвращения. Сев в кресло напротив, она бросила раздражённо:
— Я уже достаточно за свою жизнь наслушалась этой высокопарной ерунды, и большей частью по необходимости…
Он ехидно заметил:
— Мне кажется, или вы уже начинаете оправдываться передо мной, маркиза?
Анжелика сильно покраснела и злобно отчеканила:
— Маркиза некогда не оправдывается, сударь! — зеленые глаза ее сверкали от гнева.
Он встал и вышел из каюты, при этом не забыв тщательно запереть свою пленницу, отметила с горечью француженка.
Так прошло несколько очень долгих для маркизы дней.
Она прислушивалась к звукам корабля, моря, ко всему, что наполняло жизнь хоть каким — то для нее смыслом. Рескатор навещал её редко, и почти всегда намеренно выводил её из себя, и с особым удовольствием наблюдал за её гневом.
Во время одной из таких бесед он, смеясь, заметил ей:
— А вы ещё прекрасней, когда сердитесь, мадам!
— А вы ведете себя, как последнее чудовище, доводя меня до такого состояния, — выпалила она ему прямо в лицо.
— Благодарю вас за честно высказанное вами мнение. Я, честно говоря, догадывался о том, что вы думаете обо мне.
— Да, именно так я о вас думаю, — высокомерно согласилась женщина.
Потом вдруг быстро спросила, взяв при этом его за руку:
— Скажите мне, монсеньор, как вы со мной поступите? — этот вопрос не давал ей покоя, лишал сна и аппетита.
Рескатор серьезно посмотрел ей в глаза, словно хотел прочитать мысли Анжелики. Забросив ноги на край маленького столика, он ответил:
— А вас это так волнует, мадам?
— Конечно волнует, сударь! Ведь я пленница на вашем судне! — воскликнула Анжелика, невольно стараясь угадать, что он скрывает под своей непроницаемой маской. У нее ничего не вышло, потому что маска закрывала лицо мужчины до самих губ.
Уже несколько дней и ночей её терзало прошлое. Каждую ночь, когда над Средиземным морем загорались звёзды, Анжелика безрезультатно пыталась вспомнить, на кого похож загадочный ренегат. Лежа в кровати, она перебирала в своей памяти всех, с кем сводила ее судьба, но ни на кого он не казался ей хоть немного похожим, и она бросила попытки проникнуть в тайну, что скрывала его черная маска.
Погруженная в свои мысли, она не заметила, как близко он наклонился к её губам, желая их поцеловать. Анжелика еще не успела ничего сказать, а его губы уже нежно прильнули к её губам, и поцеловали их так дерзко, будто он уже делал это раньше, и не один раз. Женщина задохнулась, но не от гнева, а от удовольствия, потому что её давно никто так не целовал, ещё со времен Жоффрея де Пейрака. Он отстранился от нее и заглянул в затуманенные дымкой зеленые глаза женщины.
Внезапно он вскочил и вышел из каюты, хлопнув за собой дверью. Его раздирали противоречивые чувства — страх перед ней, любовь, нежность и злость за предательство. Как ему казать ей правду? Как объяснить своё нападение на галеру, на которой она плыла? Опершись на фальшборт, он погрузился в размышления. “Стоит мне сказать ей правду, как она это воспримет? Неужели ты струсил, Жоффрей, боишься посмотреть в глаза своей жене?”— иронично смеялся над собой Рескатор. Решительным шагом он направился к себе в каюту для того, чтобы немного отдохнуть и принять окончательное решение. А тем временем у себя в каюте Анжелика анализировала поступок Рескатора, не зная, осуждать его или нет, сердиться или смеяться его, вынуждена она была себе признаться, приятной для нее дерзости.
На борту королевской галеры готовились к ответной атаке, а может быть, и к бою с шебекой Рескатора. Филипп лежал в постели и поправлялся под надзором корабельного хирурга от боевых ранений, нанесенных ему Рескатором. Все дни напролет маршал строил планы захвата пиратского судна и вызволения Анжелики из грязных рук пирата.
Вскоре галера прибыла на Крит. Его встретили хорошо, потом привезли в новый дом, где все говорило о смешении цивилизаций Запада и Востока. Восточная мебель в сочетании с французской создавала уютный, хотя и очень хрупкий, мир красоты и роскоши.
Устроившись на новом месте, Филипп узнал, что недавно Рескатор вернулся в свой дворец в мусульманской части города. От такой новости он сначала оторопел, а потом стал лихорадочно размышлять, как освободить жену из плена.
Анжелика жила в доме Рескатора на Крите в совершенном покое и мире, которые после шумного Версаля показались ей тихой гаванью, исполненной райского блаженства. Встречи с хозяином были редкими, но приятными. Мысли о судьбе Филиппа её не волновали, потому что со смертью Шарля-Анри те хрупкие узы, что были между ними, разорвались.
В один из жарких дней мирно нежившаяся на шелковых подушках маркиза заметила, что слуги как-то особенно суетятся. Позвав одну из молоденьких служанок, Анжелика спросила:
— Айше, скажи мне, что происходит?
Девушка смущенно потупила глаза.
— Сегодня к господину придет важный гость, и нам приказано приготовить ужин в его честь.
— Хорошо, можешь идти.
Тем же утром маршалу передали приглашение от Рескатора, к которому было приложено короткое письмо: “Прошу, месье дю Плесси, не отклонять моего приглашения, так как вопрос, который я хочу с вами обсудить, крайне важен”. Первым побуждением Филиппа было отказаться, но поручение короля связывало его по рукам и ногам и, скрепя сердце, он принял любезное предложение ренегата.
Жоффрей надел красный бархатный камзол (его любимый), маску и уверенным шагом направился в уютную восточную гостиную, где стал ожидать гостя. Нетерпение его усиливалось с каждой минутой ожидания, но вот двери распахнулись и на пороге появился Филипп, одетый, как и все придворные, по последней моде, в шляпе с роскошным плюмажем и безупречно уложенными волосами вместо парика. Он с нескрываемым интересом рассматривал высокого мужчину в темно — красном камзоле, чьи черные волосы волной спадали ему на плечи, аристократичные руки, украшенные великолепными кольцами, подобранными с большим вкусом, и, как заметил маркиз, весьма дорогими.
— Добро пожаловать, маршал дю Плесси. Очень рад, что вы приняли мое приглашение на ужин, так что предлагаю сейчас же к нему и приступить. Прошу за мной.
Мужчины вошли в богато украшенную столовую, где был накрыт стол на трех персон.
— Могу спросить, почему стол накрыт на троих, если нас двое? — осведомился Филипп.
— Узнаете. Всему свое время, месье, — загадочно ответил пират.
Друг короля оказался в полном замешательстве, но больше никаких вопросов задавать не стал. Ужин уже начался, когда дверь снова открылась и в нее вошла прекрасная, как солнечный свет, Анжелика и молча села между Рескатором и Филиппом. В сильном удивлении тот смотрел на нее и не верил своему счастью — она здесь!
После ужина все трое прошли в гостиную. Анжелика и Филипп присели на низенькую тахту, обитую малиновым бархатом и заваленную подушками. Рескатор сел в кресло и, вынув сигару, закурил.
— Я собрал вас здесь не случайно. Я хочу спросить вас, госпожа Анжелика, — нет ли в вашем прошлом человека, которого вы не можете забыть?
— А зачем вам это знать?
— Я могу вам во многом помочь. Присмотритесь ко мне внимательно.
Его просьба показалась ей по меньшей мере странной, ведь она уже так много на него смотрела, что ей это казалось сущим безумием смотреть ещё внимательней. Скользнув взглядом по его руке, небрежно лежащей на подлокотнике кресла, она вдруг побледнела, как полотно. Анжелика увидела кольцо с рубином, которое носил некогда граф де Пейрак.
— Жоффрей любовь моя! — воскликнула она, бросаясь к нему.
В голове у нее все смешалось от счастья — оно переполняло ее, вытесняя все другие чувства.
— Да это я, Анжелика, я с тобой. Не плачь, дорогая, — говорил он, вытирая слезы, струящиеся из прекрасных глаз маркизы.
— Как я могла столько времени прожить с тобой в этом доме и не узнать тебя?— недоумевала она, стараясь заглянуть в черные, как уголь, глаза супруга, в которых отражался целый океан нежности и любви к ней.
— Оставь нас с маркизом наедине, пожалуйста, — попросил он жену, которая, обняв его, не хотела отпускать.
Сурово сдвинув темные брови, Пейрак сказал:
— Теперь нам нужно решить вопрос о том, кому она достанется. Вот что я предлагаю: вы вернетесь во Францию и там пустите слух о том, что ее похитили пираты и вам неизвестно место её нахождения.
— И что же дальше?
— Потом вы обратитесь к отцу Антуану в монастырь лазаристов в Париже, и он поможет вам развестись с ней.
— Что я за это получу?
— Вам нечего больше желать, кроме свободы, сударь! — высокомерно сказал граф. — Согласно законам католической церкви, пока я жив, она считается моей женой.
— Но я тоже заключил с ней церковный брак! — закричал маршал.
— Вы должны сами понимать, что он не имеет законной силы, — пожал плечами Пейрак.
— Ну, хорошо я готов пойти на такой шаг, тем после, что после смерти нашего сына я сам хотел подать с ней на развод.
— Вот мы с вами и договорились! — Пейрак встал, давая понять Филиппу, что разговор закончен.
Через несколько дней маршал уехал обратно во Францию, навсегда вычеркнув из своего сердца и мыслей Анжелику, которая с огромной радостью согласилась с решением Жоффрея. Она еще долго не могла забыть свои радость и слёзы, когда узнала в Рескаторе горячо любимого первого мужа. Ее печалило только отсутствие детей, которых она в скором времени планировала перевезти на Крит и познакомить с отцом…
Конец