Фанфики

В карете Анжелика чувствовала на себе ласковый взгляд мужа. Всю дорогу она почти не отводила глаз от окна, боясь выдать переполнявшее её ликование. С итальянцем она перемолвилась несколькими словами, объяснила отсутствие его товарища тем, что он помогал ей разбирать старые книги в кабинете. Не удержавшись и посмотрев на мужа, она увидела на его губах ироническую улыбку. И снова почувствовала себя невыразимо счастливой. Выходя из кареты, граф подал ей руку и незаметно сжал, так что у неё от волнения подкосились колени. Нежно усмехнувшись, он поддержал её. В кабинете министра Анжелика находилась в стороне, не мешая беседе мужчин. Она смотрела на высокую, сильную фигуру, облачённую в роскошный красный бархат, и хотела только одного, чтобы сейчас он принадлежал ей, одной ей. Хотелось обнять его, прижать к лицу эти дорогие руки…Она встала и подошла к окну. Беседа длилась уже около получаса и, по всей видимости, не собиралась заканчиваться. Прислонившись к холодному стеклу, Анжелика на минуту прикрыла глаза. Внезапно голос Кольбера вывел её из задумчивости и натолкнул на мысль: — Вам нехорошо, мадам? — Мне стало душно. Прошу прощения, мне, наверно, лучше выйти. Через пару минут в кабинет вбежал слуга и испуганно заявил, что мадам лишилась чувств. Мужчины тут же вышли, граф стал хлопать её по запястьям. Вскоре она решила, что можно уже приходить в себя, открыла глаза и, как и ожидала, услышала голос графа: — Если позволите, господа, я провожу мадам домой. — Да, пожалуй, — Кольбер был напуган этой необычной ситуацией. — А мы с Вашим товарищем обговорим остальные моменты. — Сударыня, если хотите, я понесу Вас. Ну, конечно, же она хотела! Зачем спрашивать? Муж поднял её, тревожно вглядываясь в лицо. Как тут вдруг, до сих пор бессильно висевшая рука, резко взметнулась вверх и крепко обхватила его за шею. У самых ушей он услышал её заговорщицкий шёпот и тихий смех: — Попался! Он остановился, как вкопанный. — Ну что ты стоишь! Давай уже, уноси меня отсюда! Граф всё понял и едва сдержался, чтобы не расхохотаться. Она их всех одурачила. И даже он поверил! Улучив момент, когда Жоффрей поставил её на ноги уже у самой кареты, она тихонько что-то шепнула своему вознице. Тот молча кивнул. Но, как ни искусен был манёвр, от Жоффрея он не укрылся. — Будут ещё сюрпризы? Радость моя, куда ты собралась меня везти? — Скоро увидишь. — Она взяла его руку в свою и не отпускала всю дорогу, пока лошади, наконец, не остановились. Перед ними красовалась небольшая, но изящная кондитерская с цветной вывеской “У испанской карлицы”. Анжелика пояснила: — Хочу Вас угостить королевским напитком. В это время дня здесь было не много народу, и молодая хозяйка заведения  была чрезвычайно рада этому. Она провела мужа в самый дальний угол, туда, где под цветочными гирляндами стояли маленький резной столик и диванчик. К ним тотчас подошла служанка. Мадам Моренс улыбнулась в ответ на горячее приветствие знакомой девушки и попросила принести большую кружку шоколада. Жоффрей откинулся на мягкую спинку диванчика и с любопытством рассматривал просторный зал, обильно украшенный цветами и росписью. Сделав заказ, Анжелика облокотилась на его руку. — Со вкусом у Вас всё в порядке, дорогая. Редкая вещь, должен заметить. Здесь чувствуешь себя уютно. — Он притянул к себе жену, её волосы коснулись его виска. Вскоре им принесли шоколад. Счастливо смеясь, они пили тягучий напиток из одной кружки. — Я никогда не знала, что мой шоколад может быть таким вкусным…— улыбалась Анжелика. Вдруг она вздрогнула, почувствовав что-то холодное и влажное в своих ладонях. Это оказался нос Сорбонны. От удивления молодая женщина чуть не вскрикнула. — Значит, и Дегре здесь. Жоффрей… — посмотрела на него Анжелика, продолжая ласково гладить мордочку собаки, — мне так хочется сказать ему… Это очень безрассудно? — Отчего же… — помолчав немного, ответил муж. — Думаю, мы можем себе  это позволить. Тем более, не исключено, что в ближайшем будущем нам потребуется его помощь… а может, и нет. Графиня только хотела окликнуть его, как Дегре сам заметил их, привлечённый отсутствием Сорбонны. Анжелика сделал пригласительный жест. Полицейский в недоумении подошёл к ним. Ещё недавно она отчаянно плакала,  а теперь сидит такая весёлая. Никогда он не поймёт женщин… — Дегре, Вы когда-нибудь падали в обморок? Ну всё равно, лучше сядьте, — в глазах женщины плясали смешинки. — Знаете, КТО это? Наклонившись вперёд, она что-то тихо говорила ему на ухо, перемежая свои слова выразительными жестами. Полицейский не верил своим ушам. И глазам. Как недавно Анжелика, Дегре понял, что на его глазах произошло чудо… Некоторое время они сидели молча, как трое заговорщиков, объединённых общей идеей… или общей радостью. — Я бесконечно счастлив за вас обоих. —  Серьёзно начал Дегре. — Теперь вам ничто в мире не страшно… — Спасибо, Дегре, вы первый и единственный, кому бы я доверила такую тайну. — И я благодарю вас за это, мадам. Мессир граф, каковы Ваши дальнейшие планы? Анжелика тоже с любопытством взглянула на мужа. До сих пор у неё не было времени подумать о будущем. Теперь же она поняла всю актуальность такого вопроса… — Я намерен забрать семью с собой. Здесь мне, понятно, нельзя оставаться. — Я подразумевал такой ответ. Будьте осторожны. Я бы даже посоветовал вам выбираться из города поодиночке. — Ни за что! Дегре, вы в своём уме? Как вы можете предлагать такую жестокость? А ещё друг… — Я в своём уме, а вот ваш, мадам, явно затуманен. В любом случае, вместе или порознь, город нужно покинуть поскорее. — Я тоже такого мнения, сударь. Нет, не в том смысле, что отдельно, — он постарался успокоить Анжелику, — а что надо поскорее исчезать. Позвольте, друг мой, выразить Вам свою запоздалую благодарность. Я рад, что судьба свела нас с таким человеком, как Вы. Я понимаю, что никому здесь не хочется вспоминать то, что было. Но от воспоминаний не так-то легко уйти. Тем более, когда осталось что-то невысказанное. Вы отважно защищали меня в суде, Вы помогали моей семье, когда меня не было рядом. Такое не забывается. Если Вам когда-либо что-то потребуется, знайте, что я всегда готов помочь.  Мужчины пожали друг другу руки. — На прощанье хочу сказать, что и Вы всегда можете рассчитывать на меня, мессир граф. — Не будем прощаться сейчас, Дегре. Я не уеду, не повидавшись … Читать далее

Наступило утро. Когда гости спустились к завтраку, хозяйки уже не было. — Мадам Моренс давно встала. — Охотно объясняла молоденькая служанка, накрывая на стол. — За ней зашёл метр Дегре, и они куда-то уехали. Сказали, что скоро вернутся. Жоффрей вспомнил, как ночью она убежала от него, испугавшись своего внешнего вида. Думая о ней, он невольно улыбнулся. Маленькая дикарка…Всё такая же. — Что это Вас рассмешило, друг мой? — Ничего! Просто сегодня самое чудесное утро, сеньор Висконти. Почему бы и Вам не быть весёлым? — О нет…Я не могу быть таким беспечным. Меня мучает моё вчерашнее поведение. Кажется, я здорово набрался. Голова до сих пор трещит, как подумаю, какое впечатление производил, храпя на диване…брр… — Она  у Вас не от этого трещит. — Насмешливо возразил граф. Подозвав словоохотливую служанку, он спросил: — Скажите, мадемуазель, а что со вчерашним раненым? Как он себя чувствует? — Оо, Флико! Ему лучше, сударь, гораздо лучше! Мадам даже разрешила ему вставать с постели. — Мадам? — Да, она с ним перед уходом разговаривала. Выясняла, где его носило весь день. Оказалось, что он неосторожно попался под руку какому-то бандиту. Но он ещё легко отделался. Итальянец встал из-за стола. — Как Вы думаете, Дон Армандо, в котором часу нас следует навестить месье Кольбера? — Не знаю, сеньор Антонио, наверно, надо спросить мадам Моренс. В эту минуту дверь хлопнула и на пороге появилась Анжелика вместе с полицейским. Они оживлённо что-то обсуждали. Заметив гостей в столовой, они подошли и вежливо поприветствовали их. — Господа, посидите с нами. Мадам, мы как раз хотели Вас спросить, — начал итальянец. Анжелика раздосадовано нахмурилась. Меньше всего на свете ей сейчас хотелось сидеть с ними и вежливо улыбаться. Её мысли сейчас занимало нечто другое, несказанно более важное, чем обязанности хозяйки. Но Дегре вовремя предупредил её нетерпеливое движение. — Спасибо, господа. Что касается меня, то я весьма рад снова увидеться с вами, — как ни в чём ни бывало промолвил он, предлагая своей спутнице последовать его примеру и сесть за стол. — О чём вы хотели спросить, господа? — она заставила себя быть любезной. — Дело в том, — объяснил итальянец, — что месье министр сказал, что ждёт нас сегодня, но не изволил уточнить, в котором часу. И мы подумали, что Вы сможете нам помочь. — Да, разумеется. Вам лучше подойти к нему около полудня. — Мадам, — начал Дегре, — мне пора. Меня ждут мои жулики. — О нет, месье! — Анжелика жестом остановила его, —  Вы не можете сейчас уйти. Нам нужно поговорить. Пойдёмте в библиотеку. Она решительно встала, увлекая за собой полицейского. Оказавшись, наконец,  одни, они продолжили свой странный разговор. — Мадам, мой вам совет, хотя вы всё равно не послушаетесь, выбросьте всю эту небылицу из головы. — Зачем же даёте совет, если знаете, что не послушаюсь? — А что ещё мне остаётся, кроме советов? Что вы хотите от меня услышать? Всё, что можно было, я уже сказал. — Замечательно! Вы сказали, что либо лавочник выдумывает, либо нет. — А что ещё вы хотите услышать? — А вы считаете, этого довольно? — Посудите сами. Если он фантазирует, и никакого спасения осуждённого тогда не было, то вы сейчас напрасно себя мучаете. Если же он не врёт, и ваш муж действительно избежал костра, то всё равно глупо питать какие-либо надежды и понапрасну изводить себя. — Почему? Как вы можете так безразлично говорить о том, что мне дороже всего? — БЫЛО дороже всего, мадам. Даже если он тогда спасся, это не значит, что и сейчас он жив. Даже напротив, почти наверняка, давно мёртв. Глупая надежда совсем лишила вас разума. Послушайте, — он терпеливо взял её за плечи и усадил в кресло, в котором ещё вчера она сидела с таинственным гостем, — Если бы ваш муж был жив, разве за эти 4 года он не попробовал бы найти вас? Не передал бы весточки? — И только на основании этого вы убеждаете меня… — Не только. Во-первых, я читал это дело. Став полицейским, я получил доступ ко многим архивам. Сразу скажу, что показания там очень противоречивые и беспорядочные. Из некоторых следует, что действительно, имела место подмена. Осуждённого везли в лодке под стражей, когда он умудрился бежать. Но через день на берегу реки нашли труп. По всем приметам это был тот, кого искали. Простите мадам, на вас жалко смотреть. — Ничего… продолжайте. — Во-вторых, даже если бы произошла ошибка, и ваш муж всё-таки смог обмануть преследователей… Но как вы себе это представляете? Помните, в каком он был состоянии?.. Так вот, если бы он смог уйти от них, всё равно он был обречён. Его очень измучили… я видел его вблизи… живого места не было. Возможно, его не спасли бы, даже если была бы срочно оказана помощь. Но одному, без еды, без денег… нет сударыня, вы совсем лишились разума, если можете в это поверить. Анжелика беззвучно плакала. Слова лавочника, внушившее ей слепую надежду на чудо, не оставляли в покое. Теперь же отчаяние кинжалом вонзилось в сердце. Ей хотелось умереть. Дегре злился на себя, что позволил этому увальню всё выложить. И надо же, что через столько лет этот торговец рассказывает всё в таких подробностях! Он с бесконечной жалостью смотрел на плачущую женщину. Больше всего на свете он желал бы избавить её от лишних страданий. Но что он может сделать, если, даже мёртвый, граф де Пейрак не отпускает её? — Вытрите слёзы, Анжелика, — он подал ей свой платок, — и возьмите себя в руки. Нечего оплакивать то, что уже давно вами оплакано. Дегре встал и подошёл к двери — Не старайтесь ворошить пепел. Предоставьте мёртвых самим себе. Вы изматываете себя ложными надеждами, мне бесконечно жаль вас. Пожалейте и вы себя, не старайтесь гоняться за призраком… С этими словами он вышел, столкнувшись в дверях с испанским грандом, который как-то странно посмотрел ему вслед. Жоффрей слышал обрывки разговора, а последние слова до глубины души поразили его. Он уже было хотел войти, но был опережён проворным итальянцем. Тот довольно бесцеремонно уселся на диван, стоявший напротив Анжелики. — А что, мадам, не прогуляться ли нам теперь по городу? До встречи с Кольбером у нас ещё несколько часов. — Что… нет, простите, месье, я…неважно себя чувствую. … Читать далее

Гостей поселили на втором этаже, в двух просторных комнатах. — Господа, если что-то понадобится, можете обратиться к любому слуге. Ужин будет в 18.00, то есть через 40 минут. Внизу есть большая библиотека, она к вашим услугам. Отдыхайте. Сама Анжелика с наслаждением погрузилась в приготовленную для неё ванну. Ничто не успокаивало её так, не одаривало живительными силами, как вода. Через 10 минут, посвежевшая, она вернулась в детскую. Наконец, малышам удалось полноправно завладеть мамой. Кантор устроился у неё на коленях, а Флоримон с собакой на подушечке у ног, при этом подушечку занимала собака. — Мама, когда же мы теперь отправимся в лес? — Обязательно поедем, Фло. Мне дали две недели отпуска, за это время точно выберемся на природу. — Анжелика зарылась головой в кудрявые волосы малыша, который свернулся клубочком у неё на коленях — ну, что вы тут без меня делали? — Сначала играли с собакой во дворе, потом в мячик с Барбой, — принялся загибать пальчики Флоримон, — потом скучали по тебе, потом слушали сказку, потом обедали, потом Барба уложила нас спать, но мне спать не хотелось, а Кантор сразу заснул. Анжелика гладила тёмные кудри своего первенца, умиляясь, как серьёзно подходит он ко всему, как ясно и вдумчиво говорит. Её малыш. Такой красивый, такой заботливый. Она наклонилась и поцеловала его в лобик: — Мне становится очень грустно, когда вы скучаете. — А откуда ты знаешь, скучаем мы или нет? — Я же ваша мама, я всегда чувствую это. — Мы больше не будем скучать, честное слово! Мы постараемся, правда, Кантор? — Угу. — Ответил карапуз. — Скоро ужин. Давайте мы с вами оденем что-нибудь нарядное, у нас же гости. — Да, правильно, — важно подтвердил Флоримон. — Это из-за них мы не поехали в лес. А теперь ещё будем для них наряжаться? — воскликнул до крайности удивлённый голосок Кантора. — Ну как ты можешь, дружок! — Анжелика улыбнулась, — они же не виноваты, что так получилось. А наряжаться будем не для них,  а для себя, согласны? Удовлетворённые ответом, дети тут же согласились. На Флоримона надели изящный красный костюмчик, а на Кантора — зелёный. Анжелика с гордостью смотрела на своих сыновей. Такие разные, и такие похожие… — Мам,  а ты так пойдёшь? — голосок Кантора прозвучал как гром среди ясного неба. Она в ужасе оглядела свои мокрые после ванны волосы, простой домашний халат, расхохоталась и быстро побежала наверх. Возможно, она ещё успеет, у неё есть целых 10 минут! Граф де Пейрак в волнении расхаживал по комнате. Перед глазами до сих пор стояли личики его детей. В ушах звучал их заразительный смех. Кантор! Вот, как назвала Анжелика второго ребёнка. Нет, не правильно. Он назвал! Анжелика выполнила его последнюю просьбу. Теперь он знает, что у него двое сыновей, двое прекрасных мальчиков. И она! Как они восхитительно смотрелись вместе. Как нежно она прижимала их к себе, как будто успела очень соскучиться… Он вспомнил, как в кабинете у министра она показалась ему безразличной, бесстрастной. Теперь же перед ним возник другой образ, так разительно отличающийся от первого. Она выглядела счастливой, когда обнимала их… Их, но не его. Ах, как бы ему хотелось быть сейчас там, вместе с ними. Но что-то мешало. Какое-то чувство неловкости. То ли момент был уже утерян, то ли ещё не наступил. И присутствие этого компаньона… В раздумьях он спустился вниз, в библиотеку. Проходя мимо стройных рядов книг, он потихоньку обретал спокойствие. Всё будет, всё… не надо спешить. Книги, которыми недавно пользовались, были сложены отдельно. Он заинтересованно взглянул на них и заинтересовался ещё больше, прочитав, что одна из них — труды Галилея. *** В светлом зале был накрыт пышный стол. Были зажжены все свечи, ярко горел камин. От блюд шёл сводящий с ума аромат. Путь из детской до стола Кантор, как обычно, проехал на Анжелике, Флоримон, весело болтая, шёл рядом.  Ровно в 18.00 все были в сборе. Все расселись, Анжелика усадила детей рядом — Мы всегда обедаем и ужинаем вместе, надеюсь, это вас не стеснит? — Что Вы, сударыня! У Вас прелестные мальчики. — Благодарю, сеньор Висконти. — А позвольте спросить, сколько им лет? — вопрос задал итальянец, но намного больше ответ интересовал лже-испанца. — Мне 6, — ответил звонкий голосок Флоримона. — А Кантору только исполнилось 4, — закончила Анжелика. — А почему такое странное имя? Анжелика улыбнулась, но ответила уклончиво: — В больнице мне тоже сказали, что оно не христианское… Обед подходил к концу,  детей уже увела Барба. За окном становилось всё темнее, а в уютной комнате всё так же пылал камин, создавая приятную атмосферу. Подкрепившись сытным ужином и хорошим вином, Анжелика и её гости начинали ощущать, как спадает напряжение этого дня. Граф сидел совсем рядом с Анжеликой, она смотрела на его руки, и ей грезилось что-то невероятно прекрасное. Она не понимала, почему именно эти руки будят в ней такие мечты, может, дело в блеске перстней, излучающих сказочное сияние…Жоффрей заговорил тихим голосом: — Это самый уютный дом в мире, сударыня. Здесь всё как в ожившей сказке. Прекрасные маленькие скульптуры, старинная мебель, хрустальная посуда, роскошный камин… волшебная фея, которая сейчас сидит рядом. Анжелика вздрогнула, но не посмела посмотреть на человека, говорящего эти слова. Они проникали в самую душу, наполняя её необычным трепетом. — Да, да, отменный дом, настоящий дворец! — оживился итальянец. — Как давно вы живёте здесь, мадам? — Несколько месяцев… — Даа, прекрасный дом… а  значит, раньше здесь был другой хозяин? — Да, был, — тихо отвечала Анжелика. — Так вот почему я заметил сбитые изображения. Я так и подумал, что это были гербы. Вы решили… Это предположение отозвалось мучительной болью во всём её существе. — Нет! Это было уничтожено до меня, — с необычайным волнением воскликнула молодая женщина, а Жоффрей облегчённо вздохнул. Правда, Анжелика тотчас же пожалела о своей несдержанности, услышав: — Ну тогда ничего не понимаю. — Захмелевший итальянец неприятно растягивал слова, — Вы не уничтожали гербы, до вас тут бы другой хозяин, и он уничтожил свои гербы? — Возможно, мадам имела в виду, что до неё здесь был не один хозяин, — пришёл на выручку граф. Анжелика благодарно улыбнулась в ответ и встала из-за стола. — Господа, мы можем перейти в гостиную, чтобы слуги здесь всё убрали. … Читать далее

— Господа, позвольте представить вам мою помощницу, мадам Моренс, я попросил её рассказать вам кое-что об интересующем нас вопросе, — потом Кольбер обернулся к молодой женщине и сделал жест в сторону мужчин,  — наши иностранные гости: Сеньор Антонио Висконти и Дон Армандо де Гонсалес-и-Алонсо. Итальянец и “испанец” тут же поклонились, однако второй сделал это несколько неловко, с явным усилием. Жоффрей не успел ещё прийти в себя. Он во все глаза смотрел на Анжелику. Как она изменилась… И почему она вообще здесь? Его размышления прервали, когда Кольбер, подтолкнув свою помощницу вперёд, сказал, что вынужден ненадолго оставить их, чтобы успеть решить какие-то неотложные проблемы. Затем он откланялся и вышел. Молодая женщина посмотрела на иностранцев, её взгляд небрежно, без тени смущения скользнул по ним, затем она жестом пригласила их пройти к стене, увешанной разными картами. — Ну что ж, господа, попробую выполнить поручения месье Кольбера. — Анжелика мягко улыбнулась. — Действительно, уже некоторое время я занимаюсь коммерцией. Только сейчас, взглянув на своего товарища, Жоффрей заметил, что он с плохо скрываемым любопытством и восхищением беззастенчиво рассматривает его жену. Анжелику же, казалось, совсем не волновали красноречивые взгляды итальянца. Она оставалась такой же невозмутимо-спокойной и ровным голосом продолжала, — вас интересует, почему французские судовладельцы один за другим отказываются от отправки своих кораблей на Восток, в Индию. Имея небольшой опыт в данной области, могу сказать, что это вызвано лишь нежеланием неизбежной потери товара, а вовсе не политическими переменами, как некоторые довольно-таки безосновательно полагают. Так что с этой стороны, если ваша кампания возлагала надежды на это направление, помех не возникнет. Не так давно Жоффрей машинально сказал себе: “Она изменилась”. Теперь же он понял смысл этой мелькнувшей мысли. Да, она изменилась. Не внешне — разве только чуть-чуть. Он почувствовал, что от её облика веяло какой-то новой силой, уверенностью и спокойствием. Тут голос внезапно смолк, и граф оторвался от своих раздумий. Он увидел, что Анжелика, видимо, давно чувствовавшая на себе сверлящий взгляд сеньора Висконти, подняла на него глаза и на какое-то время замолчала. Не было похоже, чтобы поведение итальянца задело, возмутило или покоробило её. Своим молчанием она дала понять, что ей мешает такое пристальное внимание. Затем, как ни в чём не бывало, вернулась к тому, на чём остановилась:  — Дело в том, что французские суда, путешествуя поодиночке, постоянно подвергаются набегам берберийских пиратов, отсюда значительные людские потери и финансовые убытки. Например, мимо островов Зелёного мыса, — Анжелика, быстро сориентировавшись, показала их расположение на карте. Тут она почувствовала, что её намёк итальянцу остался проигнорированным, тогда мадам Моренс, не поворачивая головы, бесстрастно добавила: — Сеньор Висконти, если Вы не будете смотреть на карту, мне придётся долго объяснять, а у меня не так много времени. На этот раз сеньор смутился. Он не чувствовал в её словах ни кокетства, ни жеманства, и от этого ещё больше недоумевал, почему молодая женщина, определённо занимающая невысокое положение, не проявляет даже тени интереса к такому знатному, обаятельному и изысканному сеньору, каким он себя считал. Тем временем мадам продолжала: — Так вот, мимо островов Зелёного мыса невредимым не может пройти практически ни один торговый корабль. Другое дело, если суда такого большого тоннажа идут караванами или под прикрытием военной эскадры, тогда, конечно, юркие пиратские галеры им не страшны. Но французы всё любят делать в одиночку, их не собрать вместе. Когда один капитан готов выйти в море, другой  только примется за снаряжение корабля. Жоффрей невнимательно слушал. Корабли… Что она сказала, что занималась коммерцией? Но… как? Как случилось, что графиня затесалась среди торговцев? Он обязательно спросит, не сейчас. У них будет время, он найдёт способ сорвать эту маску безразличия, которая с каждой минутой всё больше удивляла его. Как будто это не его лицо спрятано за тонной чудесной мази, а её — превратилось в камень. Итальянец подумал, что неплохо был бы реабилитироваться в глазах товарища и показать, что он отнюдь не симпатизирует какой-то помощнице Кольбера. Но он не придумал ничего лучше, чем уточнить, действительно ли у неё самой есть во владении корабль, и как она обезопасила его от разбойных нападений. Впрочем, и Жоффрея этот вопрос интересовал гораздо больше, чем всё, о чём ранее шла речь. Мадам Моренс ничего не оставалось, как признать этот факт и рассказать о предпринятых мерах: — После одной особо кровавой стычки, в результате которой мой корабль потерял почти половину экипажа и значительную часть товаров, я приняла решение изменить маршрут. Теперь “Джон Батист” путешествует в Новый свет, в Санто-Доминго и на Мартинику, и всё обходится без происшествий. —  Что же возит ваш корабль? — впервые задал вопрос Жоффрей. — Какао, перец, пряности, древесину. — Взглянув на него, ответила Анжелика. Этот человек, испанец, как она запомнила, был ей гораздо приятнее, чем его спутник, от назойливого восхищения которого она не ждала ничего хорошего. Жизнь научила её разбираться в таких вещах, и она была благодарна за эту науку. Она украдкой взглянула на приколотый к платью мешочек и вздохнула. Это деньги, которые она уже очень давно собиралась отнести лавочнику с Гревской площади. Это был долг, который ей очень хотелось вернуть. Ведь если бы не те добрые люди, кто знает, жила бы она сейчас? Анжелика не отличалась робостью, но всё никак не могла себя пересилить и прийти на это проклятое место. Там кончилось её счастье, там начался ад, из которого она долго выбиралась, цепляясь за любую случайно предоставленную возможность. Она была довольно своим сегодняшним положением. Оно обещало ей безбедную жизнь, без опасностей и волнений, которые подстерегали всех незащищённых людей. Сейчас она смотрела на своих собеседников и получала какое-то странное, смешанное с иронией и щемящей тоской удовольствие от мысли, что она такая же, как они, дворянка, графиня, но этого они никогда не узнают. Насмешка судьбы…И ведь надо же было, что сегодня она наконец взяла давно приготовленные деньги и уже собиралась садиться в карету, как слуга помешал ей, передав, что Кольбер срочно желает её видеть. А ведь сегодня у неё был выходной, она давно обещала детям выбраться в лес, и сейчас они напрасно ждали дома её возвращения. Конечно, она понимала, что министр финансов не обязан считаться с такими пустяками, кто знает, какая ещё работа ждёт её сегодня. Кроме того, она была предупреждена своими знакомыми со Двора Чудес, что сегодня должна разыграться одна из тех кровавых битв, что … Читать далее

Прошло 4 года после Гревской площади. В своём просторном дворце Волшебник Средиземного моря задумчиво вглядывался в морскую даль. Прошло 4 года… казалось, он их даже не заметил. Они были заполнены болью, неудержимым стремлением выжить, порою граничившим с отчаянием, потом была работа, трудная, опасная, но благодарная. Она открывала новые горизонты человеку, которого в недавнем прошлом лишили всего: семьи, титулов, земель, богатства. Теперь деньги у него были, титулы и земли потеряли свою привлекательность, к тому же вместо них у него было море. А вот семья… Валяясь в бреду, заставляя себя превозмогать боль, он снова и снова повторял её имя, как заклинание, которое могло бы уменьшить его страдания. Анжелика, его маленькая фея, зеленоглазая колдунья, волшебница — мысли о ней действительно помогали ему бороться. Он победил болезнь, победил смерть. Жизнь снова манила его, диктовала свои требования, он погрузился в этот вновь открытый мир, смотря на него глазами человека, который чудом вырвался с того света. Однако кроме радости, он ясно осознавал своё почти бедственное положение. Да, он был жив. И только. Граф Жоффрей де Пейрак, Великий Лангедокский Хромой — всё это осталось в прошлом, сейчас же он был никто. Как явственно сейчас звучали собственные пафосные слова: “не верьте, что жизнь одна — жизней много”. Мог ли он тогда подумать, что ему так скоро представится возможность убедиться в их правоте? Ведь действительно для него началась новая жизнь. И он пообещал себе снова взобраться на вершину роскоши и почёта, с которой его сбросили. Потому что по-другому он не умеет. Судьбе было угодно осуществить даже самые смелые планы этого удивительного человека. Вскоре он уже пользовался такой свободой в исламском мире, на какую не мог рассчитывать ни один христианин. И вот теперь он всерьёз задумался, как найти семью. Он думал об этом и раньше — но тогда это больше походило на грёзы, мечты, сейчас же он мог осуществить их. Не имея представления, где может быть его жена, он наметил людей, которые моли бы помочь ему.  Первого гонца он отправил в Пуату, к Молину, больше всего он рассчитывал на управляющего замком дю Плесси, умного, предприимчивого, честного человека. Второго — к отцу Антуану, провожавшему графа в последний путь. Третьему гонцу дал задачу найти адвоката Дегре, на успех этого предприятия Жоффрей особо не рассчитывал, но подумал, что попытаться стоит. Спустя несколько недель вернулись два посланца ни с чем. Одному ответили, что адвоката Дегре в конторе “не видели уже несколько лет, да, пожалуй, что уже года четыре”. Четыре года… значит, с тех самых пор. Второй чудом застал монаха, так как тот со дня на день уплывал с очередной группой каторжников на галере. Отец Антуан признался, что не имеет представления о судьбе бедной женщины с ребёнком. Он потерял её след. Эти две неудачи только усилили нетерпение Пейрака. Он подолгу смотрел на бухту, в которой должен был вот-вот появиться корабль с известиями. И вот, наконец, это произошло. Граф жадно пробегал глазами по строчкам, ища, ища…напрасно. Лицо Жоффрея выражало то недоверие, то отчаяние, когда он читал: Господин граф! Позвольте выразить Вам мою глубокую радость по поводу того, что Вы живы и здоровы. Для меня это стало такой неожиданностью, что, признаться, я бы не поверил, если бы Ваш посланец не показал мне письмо, написанное Вашей рукой. Увы, с прискорбием, должен сообщить, что ничего не знаю о судьбе Анжелики де Сансе, графини де Пейрак. Она не только не живёт в родовом замке своего отца, барона де Сансе, как Вы изволили предположить, но даже ни разу не приезжала туда с того самого дня, когда её увезли в Тулузу на ваше бракосочетание. По Вашей просьбе, я навёл всевозможные справки, к сожалению, никто из её родных не может сказать ничего определённого. Я заметил, быть может, мне только показалось, но родственники Анжелики как-то нехотя говорят о ней, как будто давно уже предпочли похоронить память. Я говорю Вам всё это не для того, чтобы расстроить, просто полагаю, что человеку с вашим умом нужно сказать всё без утайки, для того, чтобы предоставить большую свободу действия. Если Вы спросите моего совета: постарайтесь что-нибудь узнать в Париже,  дорогой граф, если Вы ещё этого не сделали. Здесь же все попытки бесполезны и ни к чему не приведут, поверьте мне, я знаю этих людей. С уважением, всегда преданный Вам Молин. На Молина была самая большая надежда, теперь же всё пропало. К кому обращаться? Где искать? А вдруг случилось несчастье и… Нет, нельзя даже думать. Постепенно до сознания Жоффрея доходил весь смысл прочитанного,  он мучился теперь не просто от того, что не знал, где искать жену, ему пришла в голову другая мысль. Если ни семья Анжелики, ни Молин, ни другие знакомые понятия не имели, что стало с его женой, то… на что она вообще могла жить? На какие средства? Ему вспомнилось, как на всё их имущество был наложен арест, представил, сколько денег должна была она израсходовать, чтобы организовывалась его защита. Жоффрей схватился за голову, по его быстрым подсчётам Анжелика должна была остаться без гроша. А ещё Флоримон! И тот малыш, который должен был родиться? Родился ли он? Без денег, без крыши над головой, без еды… он постарался поставить себя на её место, чтобы хоть отдалённо представить свои действия. На ум приходило только то, что его выносливый организм мог бы прожить какое-то время без пищи, крыша тоже не обязательна, но он взрослый мужчина,  а там…ребёнок.  И беременная женщина…Чем дольше Жоффрей думал об этом, тем сильнее его давило предчувствие чего-то ужасного, он не хотел облекать в слова эти ощущения, но они жгли его изнутри, не давая покоя. В таком ужасном состоянии Абд-ель-Мешрат и застал Жоффрея через несколько дней после злополучного письма. Жоффрей без колебаний поведал другу о своём несчастье, поскольку за эти несколько дней он почти обезумел от назойливых мыслей. Выслушав его, эфенди задумчиво покачал головой  и попросил время подумать. Жоффрей устало махнул рукой: думай, не думай, лучше не будет… Он ошибся. Как всегда, когда дело касалось этого удивительного человечка. Тонкий психолог, он умел врачевать не только тело, но и душу. Абд-ель-Мешрат уверил своего друга, что рано отчаиваться. Не все средства ещё испробованы. В глубине души врач не надеялся на хороший исход, ему надо было лишь выиграть время, которое залечит раны его пациента, как оказалось, ещё нуждающегося в заботах доктора. … Читать далее

На шебеке Рескатора,  заметив воинственные намерения галеры, тоже изготовились к бою. Войдя в каюту капитана, его помощник Язон почтительным тоном доложил: — Монсеньор, галера приготовилась к нападению. — Хорошо, отдавай приказ команде готовиться к абордажу. Но запомни, галера не должна быть потоплена. — Позвольте знать, почему? — удивленно спросил Язон. — На галере находится маршал со своей супругой. Она нужна мне живой. — Слушаюсь, монсеньор! А тем временем, пока на «Сен-Жермен» готовились к пиратской атаке знаменитого пирата Рескатора, он сам на борту своей шебеки, сидя в роскошной каюте, мучился сомнениями. Жестокий флибустьер с каменным сердцем, как полагали его враги, смертельно страдал, его одолевали тяжелые мысли: «Стоит ли мне её видеть?  Готовы ли мы оба к встрече друг с другом? Уже прошло столько лет с того момента, когда я видел её в последний раз! Она меня даже не узнает, или ещё хуже того — обольет холодом и презрением. Но я не могу устоять перед искушением еще хоть раз заглянуть в колдовской омут её зеленых глаз…» Тут ему на ум пришли строки из письма отца Антуана, в которых говорилось  о повторном браке его жены  с маркизом дю Плесси, ее кузеном. В приступе гнева он сжал кулаки, а на его лице заходили желваки. Выйдя на палубу, он отдал приказ капитану Язону положить судно в дрейф, а также спустить для него шлюпку на воду, как вдруг со стороны галеры грянул пушечный выстрел, но к счастью, ядро упало в воду, не коснувшись корабля. — Это же чистое безумие, капитан. Так рисковать своей жизнью ради какой-то женщины! Пират медленным, величественным шагом подошел к борту, всматриваясь в очертания галеры. Бой продолжался уже очень долго, а ни победителей, ни проигравших не было. Одно время даже казалось, что удача готова изменить своему любимцу, но этого не произошло. Видя, что абордаж неизбежен, маршал со всей храбростью готовился к нему, абсолютно позабыв о своей супруге, которая в полном одиночестве и неведении тихо сидела в своей каюте, дрожа от страха за себя и за Филиппа. Поняв маневр шебеки, галера тоже легла в дрейф, готовясь принять гостей на свой борт. — Вот это честь — сам монсеньор Рескатор пожалует к нам! — воскликнул капитан, мрачно улыбаясь каким-то своим мыслям на этот счет.  Возмущенный Пьер сказал, выхватывая пистолет: — Я убью его, а голову доставлю в подарок Его Величеству! — Не стоит так горячиться, мой милый друг. Тем более, господин маршал решил, что раз уж мы под дулами пушек этого пирата, то стоит выслушать его условия, —  тоном философа заключил капитан, во все глаза наблюдая за приближением  щебеки к своему борту. К моряку пошел молодой маршал в своем мундире и  серьезным тоном сказал: — Готовьтесь к нападению и будьте смелы во имя его Величества короля Франции! — Все уже готово, господин маршал. Тут грохот очередной пиратской пушки оглушил всех, а в борт корабля вонзились крюки абордажных кошек, и на палубу хлынул целый поток вооруженных до зубов головорезов. Сражение пиратов с людьми короля продолжалась долго, а последствия были ужасающими. Следуя строгому приказу не сжигать и не топить корабль, люди вне закона наслаждались убийствами и упивались кровью. Во всей суматохе скрестились две шпаги — шпага Рескатора со шпагой маршала дю Плесси. С ненавистью, которой он никогда раньше не чувствовал так остро, Рескатор хрипло проговорил: —  Рад приветствовать маршала короля Франции! Лицо маркиза дю Плесси-Бельера сильно побледнело, губы скривились от ярости и, ловко парируя неожиданные выпады соперника, он процедил сквозь зубы: — Этого  же я не могу сказать о вас, сударь. Анжелика заперла дверь на задвижку, хотя понимала, что подобная предосторожность ничем ей не поможет. Потом достала кинжал Родогона-цыгана, которым её научила владеть Полька, её подруга по Двору чудес, и стала ждать развязки боя, который кипел на палубе. Шпага ренегата вонзилась в плечо Филиппа, и тот со стоном упал. Небрежно поклонившись своему сопернику, Рескатор уверенным шагом направился в сторону каюты,  где находилась Анжелика. Взломать дверной замок для него не составило труда, и  вот его взгляду открылись небольшой салон и охваченная отчаянием и яростью женщина, которая, не раздумывая, бросилась на пирата с ножом. Твердая рука быстро схватила её за тонкое запястье, сжала, заставляя со стоном выронить оружие,  а потом спокойный голос произнес: — Приветствую вас, мадам. Видеть вас снова для меня большая честь, — он наблюдал за тем, как на лице Анжелики отразилось удивление, гнев и презрение.  Она пыталась высвободить свою руку  из пальцев Рескатора со словами: — Я с вами даже не знакома, сударь! И с ренегатами не имею никакого желания близко общаться! — сквозь зубы процедила она.  Вся усталость этого дня прорвалась в язвительных ответах. Горящие черные глаза смотрели на нее прямо, а холодный голос сказал повелительным тоном: — Прошу вас следовать за мной, сударыня, на мой корабль, — его рука теперь сильно сжимала её локоть, угольно — черные глаза смотрели пронзительно и очень внимательно сквозь прорези маски, словно желали заглянуть  в самое сердце. Анжелика залилась румянцем гнева  и попыталась отнять свою руку, но пират очень крепко держал её, не желая отпускать. Решительно мотнув светлой головой, она сказала презрительно: — Я никогда не соглашусь на такое. Лучше  мне умереть! — Умереть вы успеете всегда, а теперь пойдемте, — с этими словами Рескатор легко подхватил женщину на руки и, несмотря на ее отчаянное сопротивление, унес на свой корабль.  Опомнилась она в невероятно красивых покоях в восточном стиле со множеством безделушек.  Заботливый голос над ухом произнес: — Рад, что вы пришли в себя, мадам. Как ваше самочувствие после этого происшествия? — Со мной все хорошо, – поспешно ответила она,  вставая с кровати, на которой лежала, и обнаружила, что одета только в тонкую батистовую сорочку. В панике она посмотрела на пирата. Рескатор молча подошел к сундуку, окованному железом, и вынул из него темно-зеленое атласное платье с отделкой из шелкового кружева. — Вот, наденьте это платье, оно подойдет к вашим прекрасным глазам, —  он небрежно бросил его перед ней и ушел, не забыв, однако, повернуть в замочной скважине тяжелый ключ. Вздохнув, молодая женщина пошла к кровати, желая рассмотреть предложенное ей платье. Немного подумав, Анжелика решила все же примерить наряд, но это оказалось не так-то просто, потому что оно застегивалось на спине. Борясь с крючками, она заметила в зеркале Рескатора, … Читать далее

Кабинет короля Франции — это сердце Версаля. Сколько посетителей замирало от переизбытка различных ощущений, таких как страх, радость, гнев, когда входили сюда. Но все же преобладающим чувством было чувство почтительного восхищения перед величием монарха.  Сегодня после долгого отсутствия в кабинет вошли маркиз дю Плесси — маршал Франции, друг короля и его жена, маркиза дю Плесси — придворная дама и консул Кандии. Они пришли сюда впервые после похорон сына, который умер этой зимой в замке дю Плесси от острого воспаления. Они поклонились королю и по его приглашению сели напротив монарха: — Примите мои соболезнования маршал, и вы, мадам. Смерть крестника для меня большое горе,— супруги  кивнули; монарх уже официально проложил: — Государству нужна ваша помощь, маркиза. Вы, как консул, отправитесь вместе с мужем на Крит, где необходимо ваше личное присутствие. Чуть позже вам все подробно разъяснит господин Кольбер, — строго и вместе с тем величественно добавил король. Анжелику сильно удивил подобный приказ, но, ни сказав ни слова, женщина повиновалась его воле. Опала — вот  что это такое, неожиданно пришло ей в голову, и впервые она сильно испугалась за мужа. Король сказал, обращаясь к Анжелике: — Оставьте нас наедине, мадам. Когда мужчины остались одни, Людовик продолжил дружеским тоном: — Филипп, у меня есть поручение и для вас. По прибытии на Крит вы начнете собирать информацию о пирате по имени Рескатор — кто он, где родился, чем конкретно занимается и все остальное. Этот человек — вне закона и враг Французской короны, помните об этом, — закончил давать инструкции король. — Отправляйтесь немедленно, — добавил он, когда Филипп уже взялся за ручку двери. Придя к себе в отель, маркиз немедленно дал распоряжение слугам собирать вещи. Вскоре маркиз и маркиза дю Плесси покинули Париж и направились в Марсель. Там их ждала галера, которая должна была по приказу короля доставить мсье и мадам дю Плесси на остров Крит. Они взошли на борт “Сен-Жермен”, которым командовал бравый капитан дю Мон. Войдя в их каюту, Анжелика сразу же стала приводить себя в порядок после долгой и утомительной дороги — надела чистое платье зеленого цвета, к нему в тон серьги и ожерелье, красиво причесалась и тут же почувствовала себя лучше. Стоило ей закончить, как в каюту вошел её муж маршал и, судя по выражению его лица, он был далеко не в лучшем расположении духа. — Что-то случилось, дорогой? – полюбопытствовала молодая женщина, внимательно смотря ему в глаза, надеясь узнать причину его негодования. — Проклятый капитан! Он только что мне сказал, что мы не можем сегодня отплыть! — в ярости Филипп,  как тигр в клетке, метался по каюте. — Почему, он объяснил?— поинтересовалась женщина, сохраняя . — Зачем так нервничать, у нас ведь не назначен конкретный срок приезда… Или назначен?— сердце ей сжала неясная тревога, причину которой она не могла себе объяснить. Глубоко вздохнув, маршал взял себя в руки: — Мы здесь простоим дня два, не больше, а это само по себе опоздание и нарушение воли короля, — Филипп перестал ходить по каюте, сел рядом с женой в кресло, нахмурился и замолчал. Анжелика пожала плечами и, больше не произнеся ни слова, пошла обедать. Через несколько дней  галера отплыла к месту своего назначения на остров Крит. В ночь перед отплытием Филипп не мог уснуть — ему не давало покоя его недавнее открытие, сделанное невольно. Однажды вечером, проходя мимо покоев жены, он услышал, как она тихо плачет: — Ах, Жоффрей, Жоффрей, зачем ты меня оставил одну, почему не забрал с собой? Почему?! Он застыл, как громом пораженный. Кто он этот загадочный Жоффрей, по которому так тоскует его жена? Сердце мужчины охватило пламя дикой, жестокой ревности, которое его  напугало своей силой. Неужели он влюблен в собственную жену? Нет, нет и еще раз нет, это невозможно — она его унизила, растоптала его гордость, оскорбила, а он еще должен её любить? В тот момент волна привычной злобы нахлынула на него, и он с трудом сдержал себя. Снова заглянув  в комнату супруги, он заметил, что, встав с кровати, она нервно ходит  по комнате, не прекращая горько и безудержно плакать. После увиденного ему стало как-то не по себе от мысли о том, что  какой-то Жоффрей, о котором он в первый раз слышал, занимал столь большое место в жизни и мыслях его жены. И уколы ревности стали терзать его сердце с каждым днём все сильней и сильней. Именно тогда ему открылась, правда — он её любит, очень сильно любит.  Смерть Шарля-Анри сильно опечалила Филиппа, Анжелика же впала в депрессию. Ко всем и всему она была безразлична. Эта своеобразная ссылка на Крит была попыткой короля помочь ей  справится со своим горем, отвлечь мысли женщины на дела консульства, снова вернуть ее к жизни. Этот день Анжелика провела на палубе корабля, беседуя с галантным капитаном обо всем на свете: — Расскажите мне, пожалуйста, о море, о его легендах и чудесах,— с очаровательной улыбкой на прекрасных губах попросила женщина слегка смущенного такой просьбой капитана. Он поклонился: — Я польщен таким интересом, мадам, но что вы хотите услышать? — и тут его озарило: Рескатор! Он расскажет ей о Рескаторе!  Запасшись воздухом, Жак дю Мон с таинственной улыбкой на губах и мистическим огоньком в глазах сказал: — Вот что я вам расскажу вам, сударыня, — моряк посмотрел ей в глаза. — На Средиземном море есть один загадочный человек: одет он всегда в черное, на лице у него  глухая кожаная маска, а зовут его Рескатор — это гроза Средиземноморья, он сказочно богат, но кто он и откуда — никто не знает. По происхождению, говорят, он испанец, — небольшое количество вина развязало капитану язык. Сделав еще один глоток восхитительного (по его уверениям) бордо, он лукаво улыбнулся и продолжал, указав пальцем на морскую гладь: — Смотрите вон туда, мадам, — Анжелика посмотрела в указанном направлении, но ничего, кроме воды, там не увидела. С недоумением пожав плечами, она вопросительно посмотрела в глаза дю Мона: — Что вы там видите, маркиза? — снова спросил её моряк. — Ничего. Ровным счетом ничего я там не вижу! — воскликнула маркиза, которой всё это немного наскучило.  Капитан воскликнул: — На этом месте столько кораблей потонуло, что его можно назвать морским кладбищем. Сколько же королевских галер потопил этот ренегат! — при последних … Читать далее

Анжелика и Рескатор Через полчаса в дверях появился уже знакомый Анжелике мавр. Странно жестикулируя и улыбаясь, он что-то пытался объяснить. Анжелика поняла его только когда увидела нескольких матросов, которые тащили большой чан с водой. Женщина поблагодарила их и закрыла за ними дверь. Убедившись, что засов вполне надёжный, она скинула с себя несвежую одежду и опустилась в тёплую воду. Сколько ни упрекали её за эту слабость во дворе Чудес, избавиться от неё она не могла, да и не хотела, считая купание весьма полезным занятием. Блаженные минуты были прерваны каким-то шумом за стеной. Анжелика испугалась: не решил ли капитан чего доброго нагрянуть сюда? Она уже схватилась за халат, как из-за стены до неё донёсся насмешливый голос: — Считаете, раз заперли дверь, я уже и войти не смогу? Но не пугайтесь пока, дорогая, я здесь не за этим. В моём,.. эм… простите, в нашем с вами салоне рядом с диваном есть небольшая дверца — это выход в смежную комнату. Я оставлю вам тут одежду и другие принадлежности. Когда закончите, всё это к вашим услугам. — А вы уйдёте? — Это сожаление? — его смех раздавался ещё минуту, потом всё стихло. Искупавшись, Анжелика завернулась в халат и осторожно нажала на ручку потайной двери. Перед ней открылась небольшая, но изысканная каюта, украшенная богатой драпировкой в восточном стиле. На огромном диване были разложены несколько платьев необыкновенной красоты. Молодая женщина залюбовалась этими произведениями искусства. Одно из них было золотистое с лазурными вставками на корсаже и рукавах. Подол его густо украшали банты и бахрома. Ажурное декольте было достаточно глубоким, но за счёт кружева не казалось вызывающим. Другое было всех цветов сразу, оно таинственно переливалось в свете лампы. Дотронувшись до ткани, женщина с удивлением призналась себе, что не имеет представления о том, из какой материи оно могло быть сделано. Может быть, оно взято с глубин моря, где и впитало все эти неземные краски. Остальные два были не менее великолепны: бело-розовое, почти воздушное и тёмно-зелёное, напомнившее ей то платье, в котором она много лет назад покидала свой дом, отправляясь к загадочному жениху… Сначала её выбор остановился на первом наряде. Но, посмотрев повнимательнее, она поняла, что сама не справится с таким сложным корсажем. Тогда, в Кандии, он тоже предлагал ей платья…не менее великолепные… Хотел ли он этим что-то сказать, был ли это намёк или просто капитан проявил заботливость, поскольку ей нечего было надеть, она не знала. Тут же на диване Анжелика нашла чулки, туфли, плащ, а на столике рядом — изящные гребни, инкрустированные драгоценными камнями, серьги, ожерелья, кольца баснословной цены. Она чувствовала себя как в сказке. Наконец, женщина взяла с дивана бело-розовое платье. Пальцы утонули в восхитительных кружевах. Она мечтательно приложила его к себе и повернулась к зеркалу. Найденное на морской глубине, оправленное в старинную золотую раму, оно по-особенному преломляло свет, придавая совершенным чертам женщины величественное великолепие, а складкам платья — манящую глубину. Через несколько минут дверь отворилась, и на пороге появился Рескатор. Анжелика поздравила себя с тем, что успела одеться. Не скрывая своего восхищения, он молча рассматривал её. Стоя посреди небольшой каюты, заваленной пышными тканями и сверкающими драгоценностями, облачённая в платье цвета зари, она казалась райской птицей, попавшей в золотую клетку. Но станет ли она рваться наружу или позволит приручить себя? — Вы настоящая королева… — Это платье и… всё остальное… У меня не хватает слов, сударь, — она покачала головой и растерянно развела руки, — как мне благодарить вас… за всё это? Он словно не слышал её слов: — Ни один король не достоин такого… — Мне и не нужен король, — сказала она с улыбкой, которая совсем свела его с ума. Рескатор подошёл к ней, решительно вынул из рук узорчатый гребень, которым она расчёсывала свои волосы, бросил его на диван. Анжелика следила глазами за его нарочито медленными движениями, пытаясь унять нервную дрожь в коленях. Сейчас он повернётся к ней и… Кожаная маска приблизилась к её лицу, заслоняя собой весь остальной мир. Рескатор словно проверял, оттолкнёт она его или нет. Его руки стали безжалостно настойчивыми, движения властными, он нашёл её губы и жадно приник к ним. Он чувствовал, что женщина не только не сопротивляется, но и отвечает на его страсть. Всё больше распаляясь, пират сгорал от желания опрокинуть её на этот мягкий диван, чтобы до конца насладиться своей победой. — Как же я люблю тебя! — прошептала Анжелика, растворяясь в вихре его ласк. Рескатор резко замер и, прерывисто дыша, слегка отстранился от неё. — Любишь меня? — словно эхо повторил его глухой голос. — Да… Пират прислонился рукой к стенке каюты, переводя дыхание и собираясь с мыслями. Анжелика растерянно замерла, не понимая, почему её так внезапно бросили. Но вот Рескатор обернулся и, внимательно глядя на неё, спросил: — А как же тот человек… которого ты звала в бреду? Жоффрей, кажется, — добавил он, окончательно сбивая её с толку. Перед мысленным взором Анжелики вдруг проступили смутные черты её первого мужа. Она плохо помнила его лицо, но свои чувства забыть не могла. Сколько сил она потратила, чтобы спасти его…сколько слёз пролила, когда поверила, что его нет… Сейчас она могла сказать, что самыми сладостными и самыми горькими годами своей жизни она была обязана ему. Разве может она отступиться от этих воспоминаний? — Его тоже люблю, — почти прошептала она, закрывая лицо руками. Она не видела, как Рескатор улыбнулся. — Возможно, у меня есть решение, — сказал он, стягивая кожаную маску. Руки Анжелики стали постепенно сползать с глаз, приоткрывая невероятную картину: перед ней стоял Жоффрей де Пейрак, последний тулузский граф, великий Лангедокский хромой, Золотой голос королевства… Мозг почему-то тщательно извлекал из памяти все его титулы и прозвища, желая оттянуть момент осмысления происходящего. — Как… это? Неужели это он? Его лицо, глаза, губы… и, Боже, такие знакомые шрамы!! Значит, Волшебник Средиземноморья — её муж? А она так долго не узнавала его… Граф теперь подошёл к ней, схватил её ледяные руки в свои: — Это я, слышишь! Я не умер. На Гревской площади казнили другого, а меня приговорили к каторге. Я бежал… вернее я не мог бежать, палач оставил рваную рану под коленом, я еле-еле передвигал ноги. Голос я тоже потерял, сорвал на паперти. — Я… помню. Я была там… ты пел… в последний … Читать далее

Смелый эксперимент Анжелика не поправлялась. Не сказать, чтобы ей становилось хуже, но и улучшения тоже не было. Уже две недели держалась высокая температура,  арабский врач подолгу закрывался в своей каюте и размышлял. Заходя каждый день к больной, Рескатор чувствовал, что ей приятны его посещения. Она больше не пряталась от него, отвечала на его вопросы, иногда даже улыбалась. Если же в какой-то из приходов он заставал её спящей, то уже не подозревал в притворстве. Анжелика же с каждым днём всё нетерпеливее ждала его. Когда он сидел рядом, молчал ли, говорил ли, ей было хорошо, казалось, что она знает его давным-давно. С тех пор он больше не делал никаких попыток поцеловать её, и она уже сомневалось, было ли это реальностью или только плодом её воспалённого воображения. Однажды утром Абд-ель-Мешрат подошёл к графу де Пейрак и попросил его выслушать. — Друг мой, несколько дней назад мне в голову пришла одна мысль. Я долго спорил сам с собой, взвешивая все “за” и “против”. Ситуация с вашей женой совершенно не ясная, мои обычные методы не дают никакого результата. — Ближе к делу, эфенди, — терял терпение граф. — Спокойствие, друг мой. Здесь нельзя торопиться. Длительная изнуряющая температура, которая не поддаётся коррекции — это большая беда для организма. Поэтому я придумал способ от неё избавиться. Я хочу дать ей средство, которое повысит температуру — Повысит? — Да, да, повысит до максимально возможных величин, — врач размахивал руками, его глаза горели от возбуждения. — Может быть, после этой встряски организм сориентируются и включит свои механизмы снижения температуры. — А если у неё повышена температура из-за всё ещё сохраняющейся инфекции? Тогда вы только навредите. — Не думаю. Мои лекарства не смогли справиться с лихорадкой, но саму болезнь они уже уничтожили. — Итак, вы спрашиваете моего разрешения? Увы, я не обладаю вашим опытом, чтобы судить о пользе и вреде подобного эксперимента. Делайте так, как считаете нужным. Но в научном азарте не забывайте, что эта женщина мне дороже всего на свете. — Могли бы и не напоминать, — пробурчал под нос доктор и тут же отправился готовить своё снадобье. *** На следующий день Абд-ель-Мешрат и Рескатор вдвоём вошли к Анжелике. Она неподвижно лежала на животе, её светлые волосы свободно падали на лицо. Граф не мог отвести глаз от этой пленительной картины. Арабский доктор осторожно осмотрел её, и, казалось, ещё более уверился в необходимости задуманного испытания. Он предупредил графа, что о результате можно будет судить лишь через много часов,  в течение которых желательно находиться рядом с больной, чтобы при необходимости предупредить нежелательные эффекты. Приподняв горячую голову женщины, врач по капле влил ей в рот мутноватую жидкость, затем снова опустил её на подушки. Дождавшись момента, когда Анжелику начало знобить, он удовлетворённо кивнул головой: — Всё идёт, как надо. Теперь укутайте её во что-нибудь, я вернусь через час. Рескатор обернул жену в одеяло и с ней на руках опустился на диван. Он не мог ни о чём думать, только хотел, чтобы всё поскорее кончилось, чтобы наступило хоть какое-нибудь улучшение. Что уже прошёл час, Жоффрей понял только по возвращению старого друга. Арабский врач вновь одобрительно кивнул и посоветовал переложить женщину на кровать, чтобы не усиливать жар. Она вся горела, как в огне. Абд-ель-Мешрат принёс с собой большой кувшин с водой, предполагая развитие сильной жажды. Он намеревался сменить графа, но тот не захотел уходить от жены. Несколько часов всё было тихо, женщина лежала, ни на что не реагируя. Арабский врач уговаривал Пейрака потерпеть. — Друг мой, вам не стоит сидеть тут, выйдите на палубу, отвлекитесь. Я позову вас, если что-то изменится. — Нет, эфенди, лучше вы ступайте к себе и отдохните. Я совсем не чувствую усталости. — Хорошо, я уйду, а вас тогда попрошу выпить это, — он достал маленькую скляночку. — Что это? — Это вас немного успокоит. Я не хочу получить ещё одного пациента. Граф покрутил немного склянку в руках. — Пейте, пейте! Иначе я не уйду, — врач покачал головой и проследил за исполнением своего указания.  После этого арабский доктор потихоньку удалился. Граф де Пейрак действительно почувствовал себя лучше. Он смотрел на безучастное лицо жены и пытался представить, что происходит сейчас с ней? Где витает её разум? Что она чувствует: боль, жар или совсем ничего?.. Анжелике казалось, что она плывёт в белом тумане, ничего не видно…но она ясно слышит чьи-то голоса, вернее один голос, такой знакомый, такой желанный, она сквозь густую пелену кричит ему: — Жоффрей… Жоффрей… Но ничего не видно… и голос затихает, и становится так одиноко, что хочется плакать. Но слёзы жгут её, будто это не слёзы, а кипяток. Невыносимо жарко… Теперь ей кажется, что она снова в пустыне, изнуряющая духота… Хоть бы глоток свежего воздуха! И как же хочется пить, пить — Пить… Вот к её губам подносят что-то холодное, наклоняют голову и пытаются напоить… Но мозг уже не видит пустыню, он видит коридоры Лувра, троих злодеев, что окружили молодую женщину и предлагают ей выбрать смерть по вкусу… И ужас заставляет её отталкивать протянутую кружку — Нет… нет,  я не хочу… умирать Но руки снова что-то подносят к её рту, и она смиряется с неизбежным. Аккуратно, чтобы не расплескать, она  выпивает холодную жидкость и пытается по вкусу различить, какой это яд — Яд… последний шанс… месье брат короля, вам это дорого… обойдётся… Анжелика чувствует, что погружается в темноту и стремительно падает вниз. У неё нет сил кричать, и она только шепчет, зовя человека из прошлого, для которого никогда не было ничего не возможного: — Жоффрей… Последнее, что она ощущает, перед тем, как провалиться в спасительный сон, это сильные руки, подхватывающие её и прижимающие к груди.   Светло… Светло. Голоса матросов на палубе. Анжелика медленно осматривает каюту и только сейчас замечает на себе чью-то руку. Поворачивая голову, она смотрит на человека, который уснул у её изголовья. Смутившись и стараясь не будить Рескатора, женщина высвобождается из его объятий и встаёт с постели. Анжелика вытягивает руки, ей хочется лететь, столько лёгкости и бодрости в её обновлённом теле. Она с трудом удерживается, чтобы не рассмеяться от счастья. Накидывает шёлковый халат и спешит к умывальнику. Вода! Как же хочется искупаться, но увы, небольшого количества едва хватает на то, чтобы освежить лицо, шею, плечи. … Читать далее

В забытьи Проходил день за днём, “Голдсборо” давно вышел в открытый океан. Жизнь на палубе потекла своим обычным чередом. Анжелику устроили в каюте капитана, там было относительно тихо. Она много спала, это было заслугой Абд-ель-Мешрата, который частенько подмешивал к лекарственному питью что-нибудь успокоительное. Температура плохо поддавалась коррекции, почти не возвращалась к нормальному значению, но старый врач не терял надежды и продолжал поить больную своими чудодейственными отварами. Иногда женщина просыпалась ночью и подолгу смотрела на звёзды. Её мучила бесконечная, изнуряющая слабость. Если температура немного спадала, ей разрешали самостоятельно передвигаться по комнате, но это стоило невероятных физических усилий. В такие минуты она не могла поверить, что когда-то она целыми днями скакала верхом или, совершенно, не чувствуя усталости, сутками шла. Что с ней случилось? Что-то вышло из строя, что-то внутри неё разладилось, но она не понимала, что. Иногда она видела перед собой сына, который старался её развлечь. Флоримон хоть и был убеждён в правоте мудрого доктора, но считал, что скука не может быть полезна. И тогда они с Кантором в тайне разработали свою систему лечения: Флоримон, каждый раз рассказывал на прощанье что-нибудь весёлое и не уходил, не увидя улыбку на её лице. Кантора пока не пускали к матери, опасаясь, что слишком большая радость может повредить. Иногда же Анжелика ощущала, как тёплые руки ласково перебирают её волосы, аккуратно ощупывают горячий лоб, видимо, надеясь угадать признаки отступления болезни. В такие минуты она не открывала глаза, чтобы не выдать своего волнения. Она уже научилась узнавать эти руки, могла бы узнать их из тысячи, из сотни тысяч других рук, которые отовсюду тянулись к ней, чего-то требуя, заявляя о себе. Эти руки всегда только отдавали. Ласку, нежность, уверенность в том, что тебя любят. Да, Анжелика уже успела осознать, что Рескатор действительно влюблён в неё, об этом каждый день говорят его руки. А они не могут лгать. Сегодня капитан не спешил уходить. Анжелика почувствовала, как он неторопливо поправил ей одеяло, потом, видимо, приоткрыл окошко. Свежий морской воздух полился в каюту. Затем, вместо того, чтобы уйти, как было раньше, сел у её изголовья. “Видимо, решил взять измором”, — подумалось женщине. От этой мысли улыбка мелькнула на губах, предательски выдавая её. Пират пересел к ней на одеяло, и она поняла, что раскрыта. —  Вы не спите, милая плутовка. — Прозвучал насмешливый голос. —  Ну же, откройте, наконец, ваши глаза, пока я не забыл за эти дни, какого они цвета. Анжелика нехотя открыла один глаз, чем вызвала бурный восторг пирата: — Клянусь честью, вы не слишком щедры! Он бережно обхватил руками её лицо, заставив взглянуть на него. Голос его вдруг изменился и звучал уже не насмешливо, а тревожно: — Как вы себя чувствуете, радость моя? Часто вы от меня прячетесь, когда я прихожу сюда? Вам неприятно меня видеть? Ну что же вы всё молчите? Анжелика слабо улыбнулась. Пейрак нарочито серьёзно покачал головой: — Или с голосом у нас та же проблема, что и с глазами? Сейчас проверим. Тут он нагнулся и быстро стал покрывать поцелуями её щёки, нос, глаза. Анжелика от неожиданности вскрикнула, он сразу отстранился, саркастически улыбаясь. — Чистота эксперимента не вызывает сомнений. — Что? — Говорить вы можете, это мы установили, осталось понять, почему притворяетесь. Анжелике показалось, что если он её опять поцелует, она лишится чувств. Голова шла кругом. Женщина убеждала себя, что это от слабости, но себя обмануть гораздо труднее, чем других. То, что сотворили с ней его поцелуи, не поддавалось разумному объяснению. Щёки пылали, а Рескатор ещё так задумчиво водил по ним пальцами, словно не замечая её состояния. — Пообещайте больше не обманывать меня…и тогда я постараюсь не позволять себе вольности, — тихо говорил он, всматриваясь в залитое краской лицо. — Обещаете? Анжелика молча кивнула, испытав одновременно и облегчение, и сожаление от мысли о его головокружительных поцелуях. Но он прав, её голова и так слишком часто кружится от недомогания и высокой температуры. Сейчас не время заставлять её пылать от чего-то другого.   Флоримон, Кантор и… Флоримон быстро привык к новым условиям жизни. Ему очень нравился корабль, и Кантор в первый день устроил ему длительную экскурсию, правда, рассказывал он в основном разные морские истории, которыми изобиловала его полная приключений жизнь с отцом. Старший брат с удовольствием слушал его, но часто ловил себя на мысли, что хотел бы глубже проникнуть в тайны загадочных аппаратов и механизмов. Научиться навигационному мастерству или ещё чему-нибудь такому же удивительному. Вечером, когда мальчики сидели за большим столом в каюте Кантора и непринуждённо болтали, к ним вошёл Рескатор. Он был без маски, и Флоримон, забыв обо всём на свете, стал жадно всматриваться в черты человека, о котором мечтал всю сознательную жизнь. Граф де Пейрак ласково положил руку на плечо старшему сыну: — Мне жаль, что я не мог раньше снять маску. Так не принято знакомиться, верно, сынок? Тут раздался голосок Кантора: — А я отца и в маске узнал! Флоримон снисходительно пожал плечами: — Ты маленький был, наверно, увидел самого главного, вот и решил, что отец. Ты ведь никогда не мелочился. Все рассмеялись, граф де Пейрак разложил на столе какие-то карты и сел рядом с детьми. Кантор привык проводить такие часы с отцом, слушать его пояснения к чертежам, разглядывать карты разных стран. Флоримону же всё было в диковинку. И такая дружеская манера разговора с большим, сильным мужчиной, и то, о чём шла речь. Однако врождённая непосредственность довольно быстро помогла мальчику преодолеть некоторую скованность. Вскоре он уже активно участвовал в беседе, не стесняясь спрашивать какие-то непонятные для него вещи. Граф с удовольствием отмечал, что его старший сын неплохо ориентируется в географии, интересуется техникой и оружием. Смеясь, Флоримон рассказывал про обучение в монастыре, как не давалось ему богословие, и как его выгнали за попытку продемонстрировать в действии самую большую и красивую петарду из его коллекции. Обрадованный тем, что сумел заинтересовать отца, Флоримон на память нарисовал детали удивительного устройства, снабжая рисунок своими комментариями и дополнениями. Подняв глаза, мальчик замер под внимательным взглядом чёрных глаз, в которых горело неподдельное восхищение. В эту минуту Флоримон понял, что такого взгляда он ждал всю жизнь и готов отдать за него всё на свете. Немного помолчав, граф рассказал сыновьям о своих планах по освоению новых земель. — Здесь, в Мэне, — он указал … Читать далее