19 декабря 1921 г. в Тулоне, в семье морского офицера Пьера Шанже родилась дочь Симона. Творческое начало было свойственно ее родителям. Мать девочки была блестящей пианисткой, а отец занимался научными исследованиями в области военной техники. Их дочь написала свой первый рассказ, едва научившись писать. А в восемнадцать лет опубликовала первую книгу. С тех пор она не прекращала сочинять. Одна из двух последующих книг стала бестселлером.
Кроме книг, были сценарии для кино, работа по организации журнала «Франс».
Через два года Симона получила литературную премию за приключенческий роман для юношества. Роман был опубликован под псевдонимом Жоэль Дантерн. Это дало ей возможность поехать в большое путешествие. Она избрала франкоязычное Конго, чтобы сделать серию репортажей для французских газет.
Однажды ей пришлось брать интервью у Всеволода Сергеевича Голубинова, сына русского консула в Персии. В.С. Голубинов родился 23 августа 1903 г. С началом Октябрьской революции его семья бежала во Францию. Всеволод, учившийся в Севастополе, тоже бежал, выдав себя за лавочника. А впоследствии разыскал свою семью.
Кроме французского, на котором говорил бегло, как любой русский аристократ, Голубинов знал еще добрых полтора десятка языков. Он был прекрасным спортсменом, геологом, химиком. Он искал золото в Китае, Бирме, Индии, Сиаме, Тибете и, наконец, в Африке, где пересеклись судьбы будущих супругов и авторов одного из самых популярных романов XX века…
Незаурядная натура Всеволода настолько увлекла молодую журналистку, что вскоре там же, в Африке, она вышла за него замуж.
И теперь уже вместе они путешествовали на лошадях, в лодке, на автомобиле и пешком. А в 1952 г., с началом войны африканских народов за независимость, вернулись во Францию.
К 1954 г. у Симоны Шанже вышло шесть книг, а также множество статей и сценариев (под разными псевдонимами), у В.С. Голубинова — одна (под псевдонимом Серж Голон). Совместно они написали две книги. Но успех был невысок. И тогда издатель предложил супругам обратиться к историческому роману.
Поначалу эта идея была встречена писательской четой, скептически. Потом они стали обдумывать это предложение… Они еще не знали, что в будущем станут известны под псевдонимами Анн и Серж Голон.
Вглядимся же в общественную жизнь Франции, её философию, культуру рассматриваемого периода.
То было время противоречий Четвертой республики, в недрах которой зарождалась Пятая республика генерала де Голля.
Колониальная война во Вьетнаме, а сразу после неё — в Алжире. Несоответствие потенциальных возможностей страны ее положению в послевоенном мире.
Но уже произнесена речь де Голля в Байе 16 июня 1946 года: «На протяжении периода времени, не превышающего жизни двух поколений, Франция пережила семь вторжений и перепробовала тринадцать режимов… Столь многочисленные потрясения накопили в нашей общественной жизни немало ядов, которыми питается старая галльская склонность к ссорам и раздорам… Соперничество партий приобретает у нас непримиримый характер, всегда и всё ставящий под вопрос. Перед ним отходят на задний план высшие интересы государства. Это – очевидный факт, связанный с национальным темпераментом, превратностями истории и потрясениями сегодняшнего дня…» [Цит. по кн. «Франция» под ред. Ю. Рубинского. М., 1973, с. 306—307]
Академическая среда Франции в эту пору постепенно принимает философию экзистенциализма, один из глазных представителей которого, Альбер Камю, ещё в 1942 году утверждал: «Жить в полном сознании бесцельности жизни – вот жуткая судьба человека и одновременно залог его величия». Эта философия становилась в определенном смысле официальной.
Правда, в пятидесятые годы интеллектуалистов пытается дискредитировать театр абсурда, выступающий с позиций крайнего интеллектуального анархизма. Но и это течение не способно оптимизировать настроение умов, как не способным на это оказался и «новый роман» Натали Саррот и Роб-Грийе с его отказом от логической последовательности, психологических мотивировок, с его изоляцией факта от причинных взаимосвязей.
А в 1955 году в США умирает изгнанный из Франции за ересь член ордена иезуитов, крупный ученый-антрополог Тейяр де Шарден. Обеспокоенный отчаянием и страхом, наполнявшими общество в 30–50-е годы, он попытался согласовать новейшую науку с религией, чем навлек на себя гнев ордена и запрещение устной или письменной публикации этих философских воззрений. Смерть Тейяра сделала недействительным этот запрет. Франция узнала суть его учения, прямо противоположного экзистенциализму. В мире, который, по Тейяру, эволюционировал для появления мыслящего человека, природа не враждебна порождённому ею «гомо сапиенс», а наоборот, полностью открыта для его познающей мысли. Подрывая официальные догмы католицизма, учение Тейяра призывало к решительному улучшению условий жизни на земле, что привлекло к нему внимание и большое число сторонников.
Между тем власть церкви в это время очень сильна. Около 1950 г. во всём мире стали появляться католические киноцентры, имевшие целью «подчёркивать католическое мнение, вызывать те или иные эффекты в кинопродукции» [T. Breza. Spizowa Brama. Warszawa, 1973, Str. 351–352] Далее, в 1952 году возникает «Апостольская кинематографическая комиссия», которой в 1954 году придаётся компетенция в вопросах радио и телевидения.
Но уже в том же 1954 г. на экраны Франции выходит антиклерикальная экранизация «Красного и чёрного» режиссёра К. Отан-Лара.
В сентябре 1953 года кардинал Пиццардо подписал циркуляр о роспуске зародившегося во Франции в конце Второй мировой войны института священников-рабочих. Священники-рабочие объявили протест, «французский епископат сообщил в Рим, что внезапный роспуск священников-рабочих встретит со стороны последних сопротивление и породит возмущение в широких рядах католической общественности Франции …Видные католические писатели и деятели — Франсуа Мориак, Даниэль Ропс, Этьен Борн, Жорж Гурден и ряд других выступили в печати в защиту священников-рабочих». [2. И. Григулевич. История инквизиции. М., 1970, с. 413–415]
В то же время до 1966 года существует Индекс запрещённых книг, в который Ватикан заносит произведения Андре Жида, Жан-Поля Сартра, Симоны де Бювуар и других.
В «черные списки» верховного ведомства католицизма чуть не попали и супруги Голон, ибо антиклерикальная тема пронизывает всю серию их романов.
Вспомним: в первой книге мы узнаем, как в детстве пострадал от религиозных фанатиков Жоффре. Затем – его арест по обвинению в колдовстве, пытки и казнь при живейшем участии монаха Беше и других изуверов от религии.
В третьем романе действует ханжеское «Общество Святых Даров», названное М. Булгаковым «Кабалой святош». Жертвой этого общества становится Анжелика.
В четвертом — читатель становится свидетелем зверств султана Марокко Мулаи Исмаила, пытающегося пытками и казнями обратить в магометанскую веру пленных христиан. В пятом — мы видим картину кровавых расправ с еретиками Пуату и Ла-Рошели.
В девятом томе описана смертельная рукопашная схватка иезуита де Вернона с протестантским пастором Томасом Патриджем: эту сцену подготавливала еще в восьмой книге история полных нетерпимости взаимоотношений этих двух служителей Бога, почерпнутая авторами из документальных источников, как и факты распутства в монастырях Нореля, Авиньона. Руана.
Наконец, главный противник супругов де Пейрак в Новом Свете – иезуит отец д’Оржеваль, распространяющий овеянные духом мракобесия слухи об Анжелике и подсылающий к ней провокаторов, отравителей, убийц…
Но мы забегаем вперед: замысел этих романов только зреет.
Итак, почему же именно историко-приключенческий роман с продолжениями? Ведь, кроме экзистенциалистских метаний и абсурдистского анархизма, были во Франции 50-х годов XX века романы Арагона, Триоле, были полные острой социальности семейные эпопеи Эриа, Дрюона…
Супруги Голон пошли иным путем, ничем, впрочем не противоречившим ни традиции французского романа, ни духу времени. Напомним: В 1952 г. на экранах появился герой французского фольклора, обаятельный и озорной Фанфан-Тюльпан, сыгранный в одноименной авантюрной комедии Кристиан-Жака великим Жераром Филиппом. В те же годы отмечается повышенный интерес читающей публики к Александру Дюма-отцу: «Успех «Графа Монте-Кристо», который публиковался газетой «Юманите», …огромный успех произведений Дюма вообще, который наблюдается в настоящее время и в книготорговле, и в кино, объясняется тем, что нынешние читатели по-новому понимают оптимизм Дюма… Идеи Дюма относительно движущих сил истории ни в коей мере не препятствуют нам восторгаться его стремлением подбодрить и воодушевить людей, его верой в прогресс, а не в рок. Напротив, эта вера в прогресс наполняется в наши дни таким содержанием, о каком Дюма в не подозревал», — писал в 1955 г. известный писатель Пьер Декс [Декс П. Семь веков романа. М., Изд. иностранной литературы. 1962, с. 261.]
Примечательно, что эти слова принадлежат перу не ищущего развлечений обывателя, а недавнего узника Маутхаузена и участника Сопротивления, писателя, поднимающего в послевоенные годы и по¬следующее десятилетие проблемы духовной жизни общества.
На наш взгляд, само литературное родство, жанровая, тематическая ориентация цикла романов Голон, его философская подоплека не ограничивается стремлением авторов удовлетворить запросы любителей авантюрного жанра. Хотя и такая ориентация, в сущности, вовсе не заслуживает осуждения.
Советский писатель и критик И. Левидов (Левидов М. Ю. (1891—1942) — автор очерков, статей, пьес и книги о Дж. Свифте, сочетающей строгую научность со страстной полемичностью и беллетрестичностью) в предисловии к русскому переводу «Тома-Ягненка» Клода Фаррера (Фаррер Клод, настоящее имя Фредерик Баргон (1876—1957) — французский писатель, член Французской Академии. Тематику его творчества определили впечатления двадцатилетнего плавания на военных кораблях, нравы и быт дальних стран.) писал: «У нас привыкли думать, что авантюрный роман — это синоним пошлого, антихудожественного романа… Однако, авантюрная литература Запада отнюдь не ограничивается Бенуа (Бенуа Пьер (1886—1962) – французский писатель, чл. Французской Академии. Детство провел в Тунисе и Алжире. Путешествовал по странам Востока. Его экзотические романы отличаются мистицизмом и эротикой.) и Лебланами (Леблан Морис (1864—1941) — французский писатель, создатель образа неуловимого даже для Шерлока Холмса вора Арсена Люпена), и законы этой литературы отнюдь не базируются на внешней увлекательности за счет пошлости и убогости содержания и отсутствия социально-психологического момента. Как и всякая другая отрасль литературы, так и авантюрная литература располагает подлинно художественными, социально полезными произведениями».
Осмелимся утверждать, что и романы об Анжелике относятся к их числу.
В процессе подготовки к их написанию Анн и Серж Голон изучили более 700 томов исторической документации, тысячи километров избороздили, определяя и осматривая в мельчайших деталях места действия своего будущего произведения. Они стали истинными знатоками эпохи Луи XIV, его жизни и тех, кто жил в его время и кому суждено было стать их героями.
Единственный, кажется, вымышленный персонаж романа – Анжелика де Сансе, в дальнейшем – графиня де Пейрак.
Какой же видели ее авторы?
В 1964 г. «Пари-Матч» сообщал, что, по мнению Сержа, героиня должна быть молодой, красивой, дерзкой и трогательной, что у нее должна быть большая любовь и неколебимая верность, которая перевешивала бы все слабости ее добродетели.
Авторы и рисуют ее такой – от восьмилетней девочки до женщины зрелой, прекрасной, умной, образованной, заботливой жены и матери. Мы верим, что Анжелика – натура сильная. Именно сильные натуры способны впадать в минутное отчаянье, когда друзья начинают утешать, а враги злорадствовать. Но вот уже это минуту назад растерянное созданье снова обрело силу, его взгляд тверд, а решения — ясны и прямы. Друзей это и радует, и вызывает в них зависть, а врагов заставляет кипеть от негодования и ненависти. А наша героиня уверенно идет дальше, к намеченной цели.
В минуты слабости она готова пожаловаться на невезенье, как, например, после скандала, разразившегося в Версале из-за дуэли между фаворитом Луи XIV и вторым мужем Анжелики: «Это мое везенье!.. Каждый день и каждую ночь бесчисленное количество женщин при дворе изменяет своим мужьям без всяких осложнений, но в единственном случае, когда это попыталась сделать я, ударил гром. Никакого везения!» («Анжелика и король»). И все-таки ей в значительной степени везет.
Но не будем торопиться объяснить это, подобно А. Эпштейну, тем, что «сюжетная нить в руках авторов». Пожалуй, мы просто не замечаем, как много в жизни зависит от простого везения. А в случае Анжелики, красивой и обаятельной, везение — вещь естественная. В минуты опасности рядом с ней чаще всего оказывается готовая прийти на помощь мужская рука. Только что покинувшую монастырские стены юную графиню де Пейрак спасает от посягательств пьяного племянника архиепископа Тулузы рука супруга, сразившая распоясавшегося пошляка. От гибели в мрачных коридорах Лувра избавляет ее благородный д’ Андижос, в Африке — дважды — Колен Патюрель. В Новом Свете с Анжеликой не только Жоффрэ, но и тот же Колен, и благородный мальтийский рыцарь Ломени-Шамбор, и знавший ее еще в Ла-Рошели Никола де Бардань, и губернатор Акадии маркиз де Вильдаврэ…
И на протяжении всего цикла ее ангел-хранитель — Франсуа Дегре… Однако, и сама она способна постоять за себя. В моменты крайней безвыходности ее действия парадоксальны (парадокс вообще широко используется авторами, можно сказать – это едва ли не один из главных их приемов). В самом деле: за помощью в осуществлении своего побега из Франции, где за ней установлен полицейский надзор, она обращается к герцогу де Вивонну, брату Атенаис де Монтеспан, главной своей соперницы, а для побега из гарема султана она прибегает к содействию двух его главных жен, и нельзя не согласиться, что логика ее проста: хотите избавиться от соперницы – помогите бежать. Как нельзя не согласиться и с рассуждениями Анжелики о дворе короля и Дворе Чудес, которые явно в пользу «штаб-квартиры» парижского сброда: «Нет. Анжелика не боялась их. Их волчья жестокость менее пугала ее, чем жестокость куда более рафинированных особ… Вонючие болячки возмущали ее меньше, чем красивая одежда, скрывающая отвратительную подлость» («Анжелика и король»).
Всяческое лицемерие, ханжество претит и авторам, и героям серии. Живой житейский юмор — одна из неотъемлемых черт романов Голон.
Взбешенный отказом Анжелики его приказу покинуть Версальский дворец, ее второй муж, Филипп дю Плесси, бросает: «Что ж, отправляйтесь спать, когда хотите и с кем хотите». И сейчас же маркиз де Лавальер утешает огорченную женщину: «Мадам, ни одна дама в Версале не может похвастаться тем, что получила от мужа подобное разрешение» («Анжелика и король»).
А как современно звучат раздумья героини о том, что в истинную причину ее опоздания в Версаль – поломку кареты – никто не поверит, поскольку все используют эту отговорку при опозданиях!
Примеров можно привести множество, но, думается, сказанного достаточно, чтобы сделать вывод о живости, неоднозначности как самой героини, так и всего произведения Голон в целом.
Что же касается его социального значения, о котором упоминал, говоря об авантюрном романе М. Левидов…
Вторая мировая война и оккупация Франции, справедливо названные де Голлем в упомянутой речи в Байе «неслыханными испытаниями», способствовали росту национального самосознания. После войны возникает движение, подобное возникшему в XIX веке «фелибрижу» (Движение за возрождение провансальской литературы; от felibre – провансальский поэт или писатель).
Тогда, в 1870 г., был организован в Монпелье издающийся поныне журнал «Обозрение романских языков», специализирующийся на изучении южнофранцузских диалектов. И в начале пятидесятых годов нашего века делаются попытки объединить литературные силы Прованса, появляются новые журналы.
Ученые и поэты группировались вокруг Института по изучению Прованса с центром в Тулузе.
С другой стороны, в 1955 г. выходит книжка французского историка Фернана Ниэля «Альбигойя и катары», утверждавшая, что «альбигойцы были анархистами, угрожавшими обществу», что их «истребление спасло человечество» [Цит. по кн. И. Григулевича «История инквизиции», с. 91.]. То есть, оправдывалось кровавое злодеяние крестоносцев, уничтоживших в XIII веке цветущий край, разоривших Тулузу, гордость французского Юга.
Могла ли южанка Симона Шанже — Анна Голон остаться равнодушной к этой общественной борьбе?
Нет, конечно. И, чтобы объяснить читателю свою в том убежденность, позволю себе некоторый исторический экскурс.